Группа особого резерва
Шрифт:
– Вторую руку! – подстегнул его выкрик Кати. – Обе руки в гору!
Напарники Олега повторили жесты за ним, глядя в черные зрачки пистолетов-пулеметов в руках грабителей в масках Ельцина и Горбачева.
– Коленями на сиденья! – продолжала отдавать приказы Майорникова. – Руки на затылок!
Она ловко перебросила оружие за спину и сняла с поясного ремня наручники. Не смогла удержаться от взгляда, который она метнула на Хусейна: «Смотри, как это делается». Правой рукой она освободила запястье Олега, подняв рукав на его пиджаке, набросила кольцо сектором вверх за запястье и защелкнула его,
Хусейн тихо, чтобы его услышала только Катя, признался ей:
– Хочу, чтобы ты тоже надела на меня наручники.
– Прямо сейчас?
– Попозже, – раскатал он губы.
– Я подумаю, – сказала она, переходя к следующему курьеру. Она также надела на него наручники, делая это со вкусом, чего не мог не отметить Адам, держа стоящих к нему спиной курьеров на мушке.
Если она вошла во вкус, значит, ей нравится грабить, сделал он вывод. Стоя на пороге кабины, Адам бросил мимолетный взгляд на командира, который остался один на один с Романом Кудрявцевым. Услышали ли шум в кабине пилотов? – спросил он себя. Скорее нет, чем да. Команда действовала бесшумно, да еще и старший инкассатор помог, открыв дверь в кабину.
Маска прилипала к лицу, и Сергей представил себе сморщенную кожу, как на подушечках пальцев после долгого купания. Бросил взгляд на Адама, Хусейна, Катю. Они терпели. Как и он, впрочем. Но это была его затея. И почему он окликнул продавца оружия и забрал назад подарки для его криминальной команды…
Дверь в кабину пилотов не была закрыта на замок. Заходите, кто хотите. Первым вошел Марковцев, имеющий опыт захвата воздушных судов. Последний раз он захватывал пассажирский самолет с пассажирами на борту в Новограде. Его команда из трех человек проникла в самолет под видом врачей из санитарно-эпидемиологической службы, пронеся на борт оружие в объемистых стерилизаторах.
Все очень похоже. Включая контейнеры, которые небольшим усилием воли превращались в стерилизаторы. Пожалев о марлевых повязках, в которых дышать было несравнимо легко и безопасно, он приставил пистолет-пулемет к голове бортинженера и повторился:
– Самолет захвачен. Полет продолжается. Очень надеюсь, что сегодня мне не придется никого убивать. Глухих на борту нет? – спросил он и усмехнулся гробовой тишине в кабине пилотов. – А слепых?
Второй пилот осмелился разлепить рот:
– Нет, Леонид Ильич.
– Вот и отлично. А сейчас уступите место моему экипажу.
Когда в проеме нарисовались две низкорослые фигуры в масках Горбачева и Ельцина, первый пилот присвистнул и не удержался от вопроса:
– Уверены, что хотите взять управление на себя?
Хуциев ответил так, что снял все вопросы:
– Разве у нас неуверенный вид?
Адам занял место за штурвалом. Перед ним находились десятки приборов, но он в первую очередь отметил время на часах. Для него они стали одним из самых важных приборов.
– Я буду спрашивать, ты – отвечать, – тоном, не терпящим возражений, поставил он условие Хусейну. Словно тот был членом этого экипажа, а не своим в доску, взвалившим на себя функции штурмана.
– Как скажешь, – неестественно громким голосом проявил покладистость Хусейн.
Вдвоем они не раз отрабатывали и такие моменты, одни из самых важных на борту самолета. Сейчас главное – определить, а потом проложить свой курс, уйти из-под слежения радаров. Земля потеряла с бортом голосовой контакт. Диспетчеры обеспокоены и предчувствуют неладное; потеря связи с бортом – одна из штатных ситуаций.
Адам Хуциев выбрал оптимальный вариант – уйти из-под облучения радаров за триста или четыреста километров от места высадки. Этим долгим маневром он дарил команде дополнительное время, которое могло понадобиться для поисков контейнеров и, возможно – пилотов. Травму на голом месте мог получить каждый.
Марк улыбнулся, взглянув на Хусейна. Со штурманской линейкой в руках тот преобразился. А скорее преобразился он, когда «тренировочные полеты» остались позади. Он был по уши в работе и не замечал вокруг ничего и никого. Даже Марковцева. Сергей похлопал по плечу, как старого приятеля, командира экипажа, и тот покинул кабину последним; в грузовой кабине Зайцев встретился взглядом с четвертым и последним террористом. Он мудро следовал старому как мир правилу: чем уже тропинка, тем шире должна быть улыбка.
Роман Кудрявцев и командир экипажа обменялись красноречивым взглядом. Теперь они были вместе, рядом. Почти рядом. Марковцев отвел место экипажу у левого борта; и снова Катерина Майорникова продемонстрировала свое умение обращаться с наручниками. Она, пристегивая капитана к толстому прочному канату, протянувшемуся вдоль борта, бросила под нос: «Кто следующий?» Но капитан услышал ее. Он оценил свое положение – самое выгодное из всех, кого террористы лишили свободы передвижения. Он походил на цепного пса и мог преследовать террористов, скользя кольцом наручников по канату до самой рампы и обратно. Мог присесть – что и сделал. Но сидел на корточках недолго – затекла рука, вытянутая вверх. От него не ускользнула ни одна деталь, и по мере приготовлений главаря террористов к заключительной фазе операции, вник в общий план. И отдал «безумству храбрых» должное. Но не спел.
Контейнеры «Царгес». Ну конечно, контейнеры. Они будто были созданы для тех, кто собрался проникнуть на борт; даже, показалось капитану, были укомплектованы для этой цели дыхательными аппаратами. И он окрестил банду «воздушными аквалангистами».
Но дело свое они знали. Прошло всего несколько минут, и в грузовой кабине появился Хусейн Гиев. Он привлек внимание товарищей, но с тем расчетом, чтобы его слышали остальные.
– Через пять минут снижаемся.
Марк не стал терять времени.
– Спецкейс с системой электронной защиты, – покивал он, присаживаясь напротив старшего инкассатора и трогая анодированную цепь, которой тот был прикован к чемоданчику с пружинными замками и спецпатроном – так называемым картриджем, «стереосистемой», способной завывать на громкости два раза по сто децибел. – Содержимое кейса уничтожается в случае попытки несанкционированного доступа. Поправь меня, если я ошибаюсь.
– Ты ошибаешься, – подтвердил Роман, морщась от боли и потирая свободной рукой кровоточащую губу. – Ты совершил самую большую в своей жизни ошибку.