Грустная история Васи Собакина
Шрифт:
Элли покраснела — видимо, мысль о замужестве смущала ее.
— Только кто меня возьмет? — вздохнула девушка, — разве кто-нибудь из бедных парней. Денег-то у меня совсем нет, да и родственников богатых тоже…
Я решил сменить тему:
— Скажи, солдаты по-прежнему бродят вокруг деревни?
— Да, — кивнула Элли, — их, кажется, даже больше стало. Но к нам они больше не заходят — мы же считаемся окраинными крестьянами, небогатыми, особо не поживишься.
— А этих, убитых, не разыскивают?
— Нет, — покачала головой Элли, — сейчас всем не до этого. В стране неспокойно, придворные передрались за трон, каждый мечтает стать королем. Граф с графом ссорится, герцог с герцогом… Вот наш новый правитель, Вальдемар, и тот свои претензии предъявил, хотя куда там! Не ему с другими тягаться — и происхождение не то, и знатность не та, да и подвигов особых за ним не числится. А о казне я вообще молчу — весьма скромной была, пока князя Редрика не убили. Теперь Вальдемар — опекун и воспитатель малолетнего Клауса, сына Редрика, вся княжеская казна — в его распоряжении. Правда, мать Клауса, княгиня Кларисса, говорят, строго следит, чтобы Вальдемар не слишком руку в сундуки с золотом запускал… Так что будь спокоен — к нам солдаты не сунутся. Выздоравливай и возвращайся к своим, в лес.
Голос Элли стал грустным, я взял ее за руку:
— Элли, спасибо тебе за все. Если бы не ты, я бы вообще не выжил. А ты лечишь очень хорошо. Я думаю, что у тебя способности к целительству.
Элли задумчиво посмотрела куда-то вдаль:
— Может быть. Я с детства всем животным помогаю — и коровам, и свиньям, и козам, сразу вижу, где что у них болит. И даже людям, когда занемогут. Травы собираю, сушу, чтобы настои, отвары делать и лечить. Только наш знахарь, мудрый Никос, очень сердится на меня за это — не твое, говорит, это дело — целительство. Этому, мол, специально учат, да и то только тех, у кого хорошие способности обнаружатся. А ты — простая деревенская девчонка, батрачка, какая из тебя целительница или знахарка? Наверное, он прав…
— Нет, не прав, — решительно сказал я, — и у людей, и у нас, эльфов, способности к лечению проявляются очень неожиданно. Бывает, самый простой человек, вроде тебя, становится прославленным целителем, весьма умелым и знающим. Если у тебя есть способности, следует их непременно развивать. Может быть, ты станешь известной лекаркой…
Элли покраснела от удовольствия. Я сжал ее руку:
— Обещаю, что, как только поправлюсь, поговорю с вашим знахарем, попытаюсь убедить, чтобы он учил тебя лекарскому делу.
— Но это стоит денег… Просто так он заниматься со мной не будет.
— Не волнуйся, — махнул я рукой, — у меня есть немного золота. За то, что ты спасла эльфа, полагается определенная сумма — своего рода благодарность от лесного народа. Я попрошу, чтобы деньги пошли на твое учение.
— Я тебе помогала не ради денег… — покраснела Элли.
— Знаю, — тихо произнес я, — но таков наш обычай — платить людям за помощь. Считай, что это моя личная благодарность тебе.
Я поднял руку и осторожно погладил Элли по волосам. Она не возражала, наоборот, прижалась к моей руке и даже закрыла глаза от удовольствия.
— Какие у тебя красивые волосы, — сказал я, — почти как у нас, эльфов. И глаза необычные — зеленые. Ты совсем не похожа на крестьянскую девушку.
— Это в отца, — ответила Элли, — мать у меня была обычной женщиной, а вот он…
— Что — он? — не понял я.
— Ничего, — быстро ответила Элли, — прости, я, кажется, совсем заболталась, а мне нужно еще дела делать. Да и ты, наверное, устал. Ладно, я пошла, зайду вечером. А ты лежи, отдыхай…
С этими словами она легко вскочила на ноги и почти бегом покинула хлев. Смысл ее слов остался для меня неясным…»
Славка вернулся с двумя бутылками и кое-какой закусью. Молодец, сообразил, а то пришлось бы занюхивать рукавом. Впрочем, мой друг хорошо знал, что, когда Ленули нет дома, у меня в холодильнике пусто — не люблю ходить по магазинам и стоять в очередях.
Эта нелюбовь прочно укоренилась во мне еще со времен юности, когда в магазинах с продуктами было негусто и за каждым куском колбасы приходилось стоять по полчаса. Сейчас очередей почти нет, но привычка по возможности избегать посещения торговых точек осталась.
Мы расположились на кухне и приступили к пиршеству, благо, никто не мешал — Машка еще с утра улетела куда-то по делам (я полагаю, что на очередную тусовку), а Степка, как всегда, сидел у себя в комнате за компом.
— Ну, за тебя, папаша! — произнес я первый тост, поднимая наполненную рюмку.
Славка согласно кивнул, и мы опрокинули емкости.
— Кстати, ты кого хочешь — мальчика или девочку? — поинтересовался я, закусывая кружочком колбасы.
— Парня, — уверенно произнес Славка.
— Правильно, — одобрил я, — в семье должен быть пацан, наследник, так сказать, продолжатель рода…
— Да не в том дело, — отмахнулся друг, — просто с парнями проще, чем с девками, по себе знаю. Если он на стороне нашкодит, домой не притащит, а девчонка — наоборот, домой все несет. Разбирайся потом, чей да откуда… К тому же очень хочу немецкую железную дорогу.
— Железную дорогу? — не понял я.
— Помнишь, раньше в игрушках продался такой немецкий конструктор — сборная железная дорога, гэдээровская? Все почти по-настоящему — рельсы, семафоры, тепловоз, вагончики… Даже домики и деревья для пейзажа. Работала на батарейках, причем можно было купить несколько наборов и постепенно собрать целую железнодорожную сеть с несколькими составами, мостами, туннелями и станциями.
Я припомнил — да, была такая игрушка, делали ее наши немецкие братья по соцлагерю, причем стоила он довольно дорого (по тем временам, конечно). Мечта любого советского мальчишки… Мои родители купить такую роскошь не могли (что взять с двух инженеров, работавших в захудалом НИИ!), хотя я, если честно, и не просил — с детства был равнодушен ко всяким механическим штучкам-дрючкам, гораздо больше любил рисовать и читать фантастику.