Грустная история Васи Собакина
Шрифт:
— У меня работа, я не могу… — промямлил я.
— Вот и у меня работа, — отрезала санитарка, — некогда мне за всеми больными присматривать, своих дел хватает.
И стала яростно тереть грязной тряпкой пол. Я вздохнул и полез в кошелек. Несколько купюр сделали санитарку намного добрее.
— Где, говоришь, твоя зазноба лежит?
— В пятой палате, Вера Аникеева. Но только она мне не зазноба, просто очень хорошая знакомая… К тому же сослуживица, — я не стал объяснять чужому человеку сущность своих отношений с Верочкой, к тому же сам еще до конца в них не разобрался.
— Да мне без разницы, — махнула рукой санитарка, — сам решай, кем она тебе приходится. Мне главное, чтобы платили.
С этими словами старуха удалилась. Я спустился по лестнице в вестибюль и взял пальто. В самом деле, кем мне приходится Верочка? Просто сослуживица, коллега или подруга, любовница? А может, уже кто-то более родной и близкий? Скорее всего, последнее. Я уже не могу воспринимать Верочку как знакомую или любовницу, между нами возникло чувство, очень похожее на любовь. По крайней мере, с моей стороны. А близкие отношения наполнили его особым, радостным содержанием.
Я уже далеко не мальчиком и вполне реально смотрю на вещи. Разумеется, нельзя сказать, что я потерял от Верочки голову, но наши чувства оказались намного сильнее и ярче, чем банальная сексуальная связь. Как говорит моя жена Ленуля, перепихон… Может быть, мне впервые в жизни повезло и я встретил именно ту женщину, о которой мечтал?
Мои философские размышления прервал громкий голос вахтерши:
— Мужчина, куда вы на улицу в тапках-то? Сымайте и ложьте у дверей в урну.
Я очнулся — действительно, за всеми этими мыслями и не заметил, как подошел к выходу и взялся за дверную ручку. Тапки, конечно, следовало с ботинок снять — не идти же по улице в таком виде! Я сначала хотел из вредности забрать их с собой (тем более что имел полное право — как говорится, уплочено!), но потом передумал и кинул их в урну. В конце концов, у каждого из нас свой бизнес… Пусть старушка немножко подзаработает…
Последнее, что я видел, покидая больничный корпус, так это то, как вахтерша выуживали мои тапки из урны. Ясно, что через пять минут она продаст их кому-нибудь еще. Я благополучно добрался до метро и спустился на станцию. А пока я трясся в вагоне по направлению к Верочкиной квартире, решил еще почитать.
«Во время одного из дней Элли призналась мне, что может немного колдовать, хотя никто ее этому специально не учил. Например, без проблем находит потерянные или спрятанные вещи, а также легко угадывает, о чем думает собеседник.
— Вот ты, например, сейчас думаешь о том, почему у меня такие необычные, светлые волосы… — смеясь, сказала Элли.
Она сидела возле меня, и мы, как всегда, разговаривали. Был уже поздний час, и все в доме спали, поэтому нам никто не мешал.
— Об этом нетрудно догадаться, — протянул я, поглаживая Элли по удивительно легким, шелковистым волосам. — Они у тебя и впрямь необыкновенные, не такие, как у других девушек в деревне. И глаза очень странные — ярко-зеленые…
— Отец у меня был эльфом, — тихо произнесла Элли.
От неожиданности я даже привстал.
— Правда?
— Да, его звали храбрый Клуур. Моя мать, Мира, жила с семьей далеко отсюда, почти у Синих гор. Ее отец, почтенный Мирель, был обеспеченным человеком — владел водяной мельницей, пользовался уважением… У Миры была большая семья — семеро братьев и сестер. Она — старшая, поэтому ухаживала за младшими и помогала матери по хозяйству. И вот однажды, когда мать послала ее в лес за хворостом, Мира обнаружила на опушке раненого эльфа. Это и был, храбрый Клуур. В это время шла жестокая война между вашими кланами и гномами, и он возглавлял одну из двадцаток. Но эльфы попали в гномью засаду и почти все погибли, а он смог выбраться, хотя и получил тяжелое ранение. Его почти насквозь проткнули мечом… Мать была очень молодой и пожалела умирающего эльфа, укрыла в дальней сторожке. Он ей сразу понравился — ведь эльфы, как правило, очень красивые. А потом стала ухаживать за ним, почти как я за тобой, — улыбнулась Элли.
— Нет, ты ухаживаешь намного лучше, — сказал я, пожимая ее руку, — ведь у твоей матери не было таких целительских способностей, как у тебя.
— Не было, — согласилась Элли, — но она тоже хорошо заботилась о Клууре. А потом и полюбила его. И он ответил ей взаимностью… Клуур быстро шел на поправку и должен был вскоре покинуть сторожку, но тут, на беду, об их отношениях узнал отец Миры. И пришел в ярость…
— Он так не любил эльфов? — спросил я.
— Не в этом дело, — покачала головой Элли. — Мирель был очень строгим человеком и, разумеется, не мог допустить, чтобы его родная дочь с каким-то мужчиной до свадьбы… В общем, ты понимаешь. А тем более с эльфом! Не то, чтобы он вас ненавидел, вовсе нет, но он был человеком практичным и прекрасно понимал, что ничего хорошего от этой связи не будет. Эльфы не живут среди людей, а люди не живут с эльфами, таков закон. И когда узнал, что Мира сблизилась с эльфом… В общем, разум потерял, ведь он уже нашел для нее достойного жениха из соседней деревни — весьма приличного парня из хорошей семьи. И даже договорился о помолвке, назначил дату… А тут такое! Позор! Ясно, почему он взбесился, — все его планы рухнули. В общем, Мирель ночью пробрался в сторожку и убил Клуура во сне. Мира узнала об этом на следующее утро, когда пришла, как обычно, с едой и обнаружила тело своего возлюбленного. Она все сразу поняла и не пошла домой — решила уйти, куда глаза глядят. Она до самой своей смерти так и не простила своего отца… Ведь тот, по сути, разрушил ее счастье. Тем более что она уже была беременна мною, и Мирель об этом знал…
— А разве отец не пытался ее вернуть? Все-таки родная дочь…
— Нет, он был против рождения ублюдка. Это такой позор для всей семьи! Мирель сразу вычеркнул дочь из своей жизни, объяснил соседям, что Мира убежала из дома и пропала без вести. По сути, так оно и вышло…
Элли немного помолчала, а потом продолжила рассказ:
— Мать долго скиталась, переходила из одной деревни в другую, работала поденщицей — благо, любое дело горело в ее руках. А потом оказалась в этой деревне. Староста, почтенный Тимуш, пожалел ее, беременную, и разрешил жить на окраине деревне, в хижине-развалюхе. А потом родилась я… Дальше ты все знаешь — мать несколько лет батрачила, пока не заболела и умерла, а меня приютила семья старосты Тимуша.
— Никто в деревне не знает, что ты полукровка? — спросил я. — И даже не догадывается?
— Нет, — покачала головой Элли, — ушки у меня почти нормальные, как у обычных людей (она слегка приподняла волосы и продемонстрировала мне), к тому же я всегда скрываю их. Благо, волосы хорошие, длинные… Мать никому о моем отце не рассказывала. Мол, забеременела от случайного любовника, а семья, не стерпев позора, выгнала ее из дома. Обычная людская история, одна из многих, они не вызывают интереса. Да никто особенно моим происхождением и не интересовался — кому нужна дочка женщины-батрачки! Вот все и осталось в тайне. Я первому тебе рассказала…