Грустный мотив
Шрифт:
– Где болит?
– Везде...
– Ну, знаешь, ничего у тебя нет. Не видно даже нарушений кожного покрова.
– Чего не видно?
– Ну, этих... нарушений. Крови там, царапин. Даже шишки нет.
– Он поглядел на нее с подозрением и отодвинулся.
– Ты, по-моему, вовсе и не головой ударилась.
– Нет, головой. Ты еще посмотри... Вот здесь. Как раз где твоя рука...
– Ничего тут нет. Я полез назад.
– Подожди, - сказала Пегги.
– Сначала поцелуй вот здесь. Вот прямо здесь.
– И не подумаю. Очень
– Ну пожалуйста. Ну хоть здесь.
– Пегги ткнула пальцем себе в щеку.
Радфорду надоело, и он с великим и человеколюбивым снисхождением выполнил эту просьбу.
И тут ему было с коварством объявлено:
– Теперь мы помолвлены!
– Еще чего!.. Я ухожу. Забегу к старику Чарльзу.
– К нему нельзя. Он ведь сказал, чтоб сегодня не приходить. Он сказал, что у него сегодня гость.
– Ничего, он не рассердится. А уж с тобой-то я здесь все равно не останусь. Плеваться ты не умеешь. Даже сидеть смирно и то не можешь. А пожалеешь тебя, так ты лезешь со всякими нежностями.
– Я ведь не часто лезу с нежностями.
– Я пошел. Пока!
– Погоди! Я с тобой.
Они выбрались с безлюдной, сладко пахнувшей стройки и побрели по осенним улицам к Черному Чарльзу. На Лиственничной улице минут пятнадцать стояли смотрели, как два гневных пожарника снимали с высокого дерева котенка-подростка. Какая-то тетя в японском кимоно противным рассерженным голосом давала указания. Дети послушали ее, поглядели на пожарников и, не сговариваясь, стали болеть за кошку. И она не подкачала. Она вдруг спрыгнула с верхней ветки, шлепнулась прямо на голову одному из пожарников и рикошетом отлетела на соседнюю лиственницу. Радфорд и Пегги задумчиво пошли дальше. Что-то для них навсегда переменилось. Этот день отныне и навечно сохранил для них в себе дерево, все в золоте и багрянце, каску пожарника и котенка, который так умел прыгать - будь здоров!
– Позвоним у двери, - сказал Радфорд.
– Сегодня нельзя войти просто так.
– Ладно.
Радфорд позвонил, и дверь отворил сам Черный Чарльз - он не только не спал, он был даже побрит. Пегги тут же доложила:
– Ты сказал, чтоб мы сегодня не приходили, но Радфорду захотелось.
– Входите-входите, - сердечно пригласил их Черный Чарльз. Он вовсе не сердился.
Радфорд с Пегги, смущаясь, последовали за ним, ища глазами гостя.
– У меня племянница в гостях, дочка сестры, - сказал Черный Чарльз. Приехала с матерью из Флориды.
– Она играет на рояле?
– спросил Радфорд.
– Она поет, малыш, она поет.
– А почему шторы спущены?
– спросила Пегги.
– Почему ты не поднял шторы, Чарльз?
– Я там стряпаю на кухне. А вы бы, ребятки, вот взяли и помогли шторы поднять, - сказал Черный Чарльз и снова скрылся на кухне.
Ребята разошлись в разные концы зала и стали двигаться навстречу друг другу, впуская в окна дневной свет. Они больше не смущались. Мысль о госте уже не тревожила их. Если сегодня у Черного Чарльза
Но тут Радфорд дошел до рояля и от неожиданности замер. За роялем кто-то сидел и смотрел на него. Он нечаянно выпустил шнур, и штора сразу подлетела кверху, пошуршала там и только потом замерла.
– И изрек Господь: "Да будет свет", - проговорила взрослая девушка, сидевшая на Чарльзовом месте за роялем. Она была такая же черная, как Чарльз.
– Вот так-то, братец, - заключила она примирительно.
На ней было желтое платье и желтая лента в волосах. Впущенный Радфордом солнечный свет упал на ее левую руку - она отбивала что-то медленное и очень прочувствованное на деревянной крышке рояля. В другой руке между длинными, изящными пальцами Она держала тлеющий окурок. Она была некрасивая девушка.
– Я шторы поднимаю, - произнес наконец Радфорд.
– Вижу, - сказала девушка.
– У тебя это хорошо получается.
Она улыбнулась.
Подошла Пегги.
– Здравствуйте, - сказала она и заложила руки за спину.
– Здравствуйте и вы, - ответила девушка; ногой она, Радфорд заметил, тоже что-то отстукивала.
– Мы сюда часто приходим, - сказала Пегги.
– Мы с Чарльзом самые лучшие друзья.
– О, вот это здорово, - проговорила девушка и подмигнула Радфорду.
Из кухни вышел Черный Чарльз, на ходу вытирая о полотенце свои большие красивые руки.
– Лида-Луиза, - обратился он к девушке, - это мои друзья, мистер Радфорд и мисс Маргарет.
– Потом повернулся к детям: - А это дочка сестры моей мисс Лида-Луиза Джонс.
– Мы знакомы, - сказала его племянница.
– Мы встречались у лорда Плюшезада. На прошлой неделе мы вот с ним, - она кивнула в сторону Радфорда, - играли в маджонг на веранде.
– Может, споешь что-нибудь ребяткам?
– предложил Чарльз.
Лида-Луиза не отозвалась. Она смотрела на Пегги.
– У вас с ним любовь?
– спросила она.
– Нет, - быстро ответил Радфорд.
– Да, - сказала Пегги.
– А почему тебе так нравится этот мальчик?
– Лида-Луиза спрашивала Пегги.
– Не знаю, - ответила Пегги.
– Мне нравится, как он стоит в классе у доски.
Такой ответ показался Радфорду возмутительным, но траурные глаза Лиды-Луизы ухватили его и вместе с ним устремились вдаль. Она спросила у Черного Чарльза:
– Дядя, ты слыхал, что говорит эта малютка Маргарет?
– Нет. А что она сказала?
– Черный Чарльз поднял крышку рояля и искал что-то на струнах - может, сигареты, а может, пробку от соусницы.
– Она говорит, что она любит вот этого мальчика, потому что ей нравится, как он стоит в классе у доски.
– Правда?
– Черный Чарльз высвободил голову из-под крышки рояля. Спой ребятишкам что-нибудь, Лида-Луиза.
– Ладно. Какую песню они любят?.. Кто, интересно, стянул мои сигареты? Они все время лежали возле меня.