Грядет царь террора
Шрифт:
И снова доктор Данила, отбросив сомнения, загнав куда-то глубоко внутрь своей сущности постоянно присутствующее чувство страха перед чумной заразой, поднимался на ноги и отправлялся в палаты к больным, стараясь хоть как-то облегчить их страдания, отыскать брешь в «стройных колоннах» наступающего по всему фронту противника. Девочке, которой доктор Данила оказывал помощь в присутствии Ягельского, стало хуже. Самойлович, осмотрев ее вновь, пришел к выводу, что необходимо срочно провести вскрытие бубонов в области паха. Это малое оперативное вмешательство необходимо было сделать немедленно, и доктор Данила распорядился перенести девочку в операционную. Там он ланцетом один за другим вскрыл три правосторонних и два левосторонних бубона. При этом не заметил, как случайно слегка порезался тем же самым инструментом…
На темную язву на безымянном пальце левой руки, появившуюся на месте пореза, доктор Данила обратил внимание только через несколько часов, когда почувствовал, что головная боль у него резко усилилась. Теперь его голова просто раскалывалась, веки глаз стали неподъемно тяжелыми, будто на каждую ресницу привязали по свинцовому шарику. Время от времени накатывалась тошнота, при этом будто чья-то рука изнутри сжимала ему желудок. Затем появилась глухая боль в правом паху.
Проанализировав собственное состояние, доктор Данила пришел к выводу, что заразился во время операции и теперь ничего хорошего его не ожидает.
Хорошую новость, однако, принес подлекарь Серафим Сухонин. Буквально ворвавшись в спальню Самойловича на следующее утро, он радостно возвестил:
— Аринушка пошла на поправку!
Тяжело разлепив глаза, доктор Данила приподнялся на своей походной постели и переспросил:
— Это какая же Арина?
— Да Малова же!.. Та самая, которой вы вчерась надрезы делали… Помогло ей это, доктор! Оченно помогло! Она даже вставать с постели сама может. Во как!
— Да, да, конечно! — заспешил Самойлович, собираясь подняться, но сил не было, и он снова откинулся на подушку. — Устал я что-то, Серафимушка… Ты вот что! Прикажи санитарам, чтобы они непременно перенесли Арину Малову в отдельную келью… Тьфу ты, нелегкая! В отдельную палату. Понял меня? Нельзя ей оставаться теперь в общей палате до тех пор, пока не окрепнет.
— Обязательно, доктор! Все сделаю! Сам ее, голубушку, перенесу! — заулыбался довольный юноша, но тут же улыбка сползла с его лица, и он подозрительно уставился на доктора Данилу: — А вы-то что же? Как же вы сами?..
— За меня не бойся. Со мной все будет в полном порядке, — заверил его Самойлович. — Давай, давай! Дуй к своей ненаглядной Аринушке!
Когда Сухонин убежал выполнять поручение, Самойлович встал с кровати, скинул ночную рубашку и, оставшись в неглиже, тщательно осмотрел всего себя. Сейчас он совсем не был уверен в том, что сказал о себе помощнику. Заражение произошло, и это было абсолютным фактом. Еще он совершенно определенно знал, что при бубонной форме чумы летальность составляла почти восемьдесят процентов. Почему же именно ему удастся попасть в эту счастливую двадцатку? Гораздо больше шансов умереть, чем выздороветь. Но, осматривая бубон, возникший еще вчера вечером в правом паху, Самойлович с удивлением обнаружил, что он за ночь здорово поуменьшился в размерах, превратившись из «горошины» в «зернышко».
«Не может быть! — пронеслось в голове врача. — Это что же такое получается? Значит, я заразился, когда вскрывал бубон у больной девочки. Так? Так! Но зараза была уже значительно ослаблена, ведь Арина к тому времени пошла на поправку. Значит?.. Черт возьми! Значит, можно все-таки спасать людей, специально заражая их ослабленной заразой… А переболевший чумой человек больше ею никогда уже не заболеет…»
Так впервые Самойловичу пришла мысль о возможности прививок против чумы. Но сколько еще лет потребуется медикам, чтобы изготовить эту самую противочумную вакцину! Сколько еще людей унесет в могилу «черная смерть»!.. Но идея была сформулирована, начало положено.
Через два дня Самойлович смог полностью оправиться от болезни, только слегка коснувшейся его организма. Однако через несколько недель подобное же недомогание вновь насторожило его. На этот раз точно такой же бубон возник у него в области паха с левой стороны… К счастью, и это недомогание прошло без каких-либо серьезных последствий.
Гораздо позже доктор Самойлович опишет все, что случилось с ним, в уникальном четырехтомном труде, целиком посвященном борьбе с моровой язвой. Первый том, вышедший в свет только в 1802 году, назывался «Способ самый удобный повсеместного врачевания смертоносной язвы, заразоносящей чумы». Но это произойдет еще через много-много лет…
Глава 7. «Юпитер сердится…»
Телефонный звонок поднял Василия Степановича Салова в шесть часов утра.
— Кто? — хрипло спросил он (после вчерашнего застолья с друзьями дико болела голова).
— Это дача господина Салова? Очень приятно! С вами будет говорить господин Нгомо! — проворковал бодрый девичий голосок.
— Василий Степанович? — произнес на другом конце провода вкрадчивый голос, от которого у Салова сразу прошел похмельный синдром.
— Слушаю вас, — ответил Салов, стараясь собраться с мыслями и запомнить все, что скажет этот страшный человек.
— Надеюсь вы уже на ногах? Как говаривал мой хороший знакомый, царствие ему небесное, кто рано встает, тому Бог подает! Итак, у меня для вас ценная информация. Ваш Брыксин организовал нехорошее дело. Извините, но более конкретно по телефону говорить я не стану. Да! Вы меня понимаете… Всю информацию по этому пренеприятному делу вы получите по дороге на службу. Помните Люсиновскую улицу? Так вот, остановитесь на минутку рядом со входом на парфюмерную фабрику «Новая заря». К вам подойдет мальчик — мойщик машин и передаст от меня кассету с информацией. Важно, чтобы вы ознакомились с ней до того, как придете на работу. Вы меня поняли?
— Конечно, конечно! — суетливо проговорил Салов. — А как же ваш запланированный на сегодня визит к нам? Надеюсь, он состоится?
— Обязательно! — пообещал Нгомо. — Ждите нас в тринадцать ноль-ноль. До встречи!
— Всего доброго.
Положив трубку радиотелефона на место, Салов потер небритый подбородок, соображая, что же там еще мог натворить Брыксин — начальник охраны фармацевтической фирмы «Терек», президентом которой Василий Степанович являлся уже несколько лет. Ладно, решил он, нечего голову ломать до поры до времени. Скоро он и так обо всем узнает. И все же этот Нгомо чертовски опасный человек! Все у него схвачено. За всеми, кто ему нужен, ведет негласное наблюдение. Вот бы кого залучить к себе на службу… От одной этой мысли Салову стало даже смешно. Нгомо сам может нанять его, купив со всеми потрохами. Его возможности поистине безграничны.
Заглянув в соседнюю комнату, Салов полюбовался на спящую жену, чье прелестное обнаженное тело свободно разметалось поверх одеяла, а затем, осторожно прикрыв дверь, отправился «бриться-мыться-одеваться».
Через час, перекусив остатками вчерашней обильной трапезы, Салов катил по Ленинградскому шоссе в сторону Москвы.
На Люсиновскую улицу он свернул минут через пятьдесят и притормозил в указанном месте. Тут же к его «мерседесу» подскочил кудрявый мальчонка лет двенадцати с лицом шоколадного цвета и, делая вид, что протирает ветровые стекла машины, бросил на соседнее сиденье заклеенный конверт, в котором вполне могла поместиться кассета для диктофона. Василий Степанович попытался расплатиться с мальчонкой, но тот, белозубо улыбнувшись, только отмахнулся от пятидолларовой банкноты.