Грядет Тьма

Пул Кейти Роуз

Козима еще раз затянулась сигариллой.

– Думаю, неудивительно, что выбрали его.

Антон резко глянул на нее.

– Что ты имеешь в виду под «выбрали»?

– Говорят, – сказала она, беззаботно растягивая слова, как тогда, когда хотела, чтобы он следил за каждым ее словом, – что его убила Бледная Рука.

– Кто говорит?

Козима лишь махнула рукой в облачке дыма.

– Стефанос говорит, что видел, как выносили тело. Бледный отпечаток руки на горле, как и на жертвах в Тарсеполисе.

– Стефанос идиот, – машинально ответил Антон.

Но по коже побежали мурашки. Антон впервые услышал, что Бледная Рука в Паллас Атосе. Но ходили слухи о таинственных смертях, отмеченных бледным отпечатком руки, когда он жил в Тарсеполисе. Юноша слышал, что в Чарисе об этом говорили уже почти пять лет.

Все пересказывали одно и то же – что Бледная Рука убивала только тех, кто этого заслуживал.

– Как думаешь, почему она выбрала его? – спросил Антон. – Что он натворил?

– Все как всегда.

Это означало кражу богатств из городских храмов ради роскошных встреч, на которых священники могли есть, пить и утолять свои желания с мужчинами и женщинами, приглянувшимися им.

– И что хуже, – продолжила она, – у Курио был Дар разума, и все говорили, что он талантливый алхимик. Только он не создавал лекарства или снадобья удачи. Ходили слухи, что Курио специализировался на эликсирах, которые делали тебя покорным и сговорчивым. Говорят, он ходил в Нижний город, находил там мальчиков и девочек и приглашал их стать послушниками в храме. Он опаивал их этой штукой и… ну…

Желудок Антона сжался. Он знал, какие страшные вещи могущественные люди делали с уязвимыми.

– О чем вы двое шепчетесь?

Антон повернулся и увидел не кого иного, как Стефаноса, подходящего к ним. Самодовольный и полный чувства собственной важности, Стефанос работал камердинером в Талассе. Гости, кажется, любили его так же, как презирали работники. Он всегда мешался под ногами на кухне, требуя дегустации блюд, якобы чтобы убедиться, что они соответствующего качества. Мужчина всегда громко хвастался тем, какого священника или торговца он обслуживал этой ночью. Единственным качеством, за которое его можно было терпеть, было проигрывание больших сумм денег Антону во время игры в канбарру.

Антон не удивился, что Стефанос решил использовать это убийство, чтобы показаться важным.

Но ему все еще было любопытно.

– Козима сказала, что ты видел тело.

Стефанос глянул на Антона, и его полные губы растянулись в усмешке.

– Да?

– Ну? – спросил Антон, вскидывая бровь. – Это правда?

Стефанос обнял Антона за плечи.

– Слушай, я повидал всякого неприятного в своей жизни. Но это? Там? Это была самая проклятая Тарсеисом вещь, которую я видел. На том парне даже царапины не было. Всего одно прикосновение, и он… – Стефанос изобразил перерезанное горло. – Заставляет задуматься… может, пришло время открыть наши глаза на то, насколько в действительности опасны одаренные.

Антон непроизвольно поежился.

– Ты идиот, – сказала Козима Стефаносу, повторяя ранее произнесенное замечание Антона.

Стефанос повернулся к ней с усмешкой.

– Ты бы поняла, если бы увидела.

– Ты говоришь так, словно готов обрить голову, как остальные из этих фанатиков в капюшонах, – сказала Козима, выпуская еще один клуб дыма.

– Здесь больше нет пророков, чтобы сдерживать одаренных, – сказал Стефанос. – Мы видели, что священники творят здесь просто потому, что они одаренные и считают, что это делает их лучше нас. И теперь такие люди, как Бледная Рука, орудуют в городе, убивая кого хотят своими неестественными силами.

– Стой, то есть ты хочешь сказать, что Курио заслужил это или что Бледную Руку нужно остановить? – театрально переспросила Козима.

Глаза Стефаноса вспыхнули.

– Я говорю, что, возможно, свидетели правы. Может, пришло время миру наконец освободиться от одаренных.

В горле Антона внезапно пересохло. Стефанос был раздражающим, но Антон никогда раньше не боялся его. Но теперь мрачные слова мужчины заставили его похолодеть. Он не знал – не мог знать, что Антон был одним из тех людей, которых свидетели хотели стереть с лица земли. Подобно священникам Паллас Атоса и Бледной Руке, Антон был одаренным.

Козима пихнула Стефаноса в плечо.

Стефанос отшатнулся, сжимая руку.

– Ой! За что?

– Чтобы ты перестал болтать своим тупым языком, – ответила Козима. – А что следующее? Ты сожжешь святилище, чтобы доказать свою верность Иерофану? Говорят, тот, кто присоединяется к свидетелям, должен быть жесток к одаренным.

– Они противостоят одаренным, – сказал Стефанос. – Кто-то же должен.

– Что, правда? – резко ответила Козима. – А как насчет того, что Вазия рассказала нам на прошлой неделе за игрой в канбарру? О человеке, убившем своих одаренных детей посреди ночи, чтобы доказать преданность свидетелям. Или, думаешь, те дети это заслужили, раз были одаренными?

– Это просто слухи, – фыркнул Стефанос. – Этого не происходило.

– Да ладно, – горячо возразила Козима. – Этот Иерофан заставляет людей рисовать татуировки горящих глаз на коже и убеждает их, что одаренные оскверняют мир. Ты серьезно думаешь, что эти фанатики на что-то не способны?

– Да какая разница? – сказал Стефанос. Последний раз фыркнув, он ушел, чтобы осчастливить своей историей другую группу работников Талассы. Козима смотрела на Антона, пока Стефанос уходил, в выражении ее лица промелькнула тревога.

Антон натянул фальшивую улыбку.

– Этот парень настоящий идиот.

– Кажется, он верит всей нелепице, которую проповедуют свидетели, – сказала Козима, бросив окурок сигариллы на пол. – Они точно такие же, как он, – несут бред, чтобы привлечь внимание. Из кожи вон лезут, чтобы получить благословение тех, кто заявляет, что обладает властью.

– Ага, – согласился Антон, натянуто усмехнувшись. Смех показался ему пустым, но Козима словно не заметила.

– Давай, – сказала она, игриво отвесив ему подзатыльник. – Пойдем внутрь, прежде чем на нас накричат. Или на меня накричат. Почему-то тебя это обычно минует.