Грязь на девятой могиле
Шрифт:
– Ну да.
– Тогда покажи те фотки, где ты ее видишь.
Я указала на первую. Билли кивнул. На вторую – он снова кивнул. На третью, четвертую и дальше – все одно и то же. Эрин была так предана семье, что это само по себе очаровывало. Мы подошли к фотографиям на стене. Все они были в белых рамках и со вкусом размещены.
Дети были только на двух из них. Я показала на снимок, который был ближе ко мне.
– Тут тоже ее видишь? – нахмурился Билли. Я кивнула, а он покачал головой: - Это двоюродная
Удивившись, я показала на второе фото. Билли снова покачал головой:
– Это тоже Новали.
– А я вижу только шизанутую призрачную старушенцию. Зачем Эрин фотографии родственников, которых она никогда не видела?
– В этом вся Эрин, - ответил Билли. – Любит старые фотки, вещи и всякую фигню. К тому же история Новали – настоящая трагедия. Думаю, даже несмотря на то, что они никогда не встречались, Эрин чувствует с ней какую-то связь. Да и все старшие родственники говорят, что они похожи как две капли воды.
– Почему жизнь Новали стала трагедией?
– Насколько я знаю, она была чокнутой. В смысле по-настоящему, с диагнозом и все дела. Поджигала все, что попадалось под руку. Рвала газеты с фотографиями без всякой причины. Почти всю жизнь провела в психушке.
К сожалению, такое поведение характерно для множества психических заболеваний и даже может возникнуть в результате детской травмы или болезни.
– А знаешь, - вдруг сказал Билли и направился в коридор, - кажется, наверху кое-что есть. – Он опустил лестницу, ведущую на чердак, и полез наверх, а потом вдруг вспомнил, что на нем только полотенце. – Пойду, наверное, штаны надену.
– Пойди, наверное, - усмехнулась я.
А жаль. В полотенце он очень даже ничего. Подарю-ка я и Рейесу полотенце. Всем ведь нужны полотенца, правда? И никаким отчаянием с моей стороны тут вовсе не пахнет.
Билли ушел одеваться, а я решила еще раз присмотреться к фотографиям на стене. Оказывается, у Эрин невероятная способность сочетать старое и новое. Некоторые вещички казались ужасно хрупкими и нежными.
Оказавшись перед какой-то небольшой картиной, я остановилась. Судя по платью на женщине, рисовали ее где-то в начале двадцатого века. И да, это была она!
– Билли!
Он прибежал, на бегу надевая рубашку.
– Что-нибудь нашла?
– Это она? – спросила я. – Клянусь, это женщина могла бы быть близняшкой Эрин.
Билли прищурился:
– Кажется, да. – Сняв картину со стены, он перевернул ее обратной стороной. – Точно. Эрин все подписывает. Здесь написано «1910, Новали Смитс».
Я рассматривала картину так и эдак, но Новали рисовали совсем юной. Невозможно было понять, она та страшная старуха или нет.
– Ты ее тут видишь, да?
– Вижу. Что ты собирался показать мне на чердаке?
– Чуть не забыл!
– А Эрин, случайно, не рисовала Новали, когда та была старше?
– Давай узнаем.
Я полезла по лестнице, и ситуация показалась до боли знакомой. Перед глазами заплясали картинки.
– Я недавно потолок проломила. Тут я точно не упаду?
– Точно. Чердак полностью отремонтирован.
– Ну, ладно.
Кое-что попередвигав, Билли наконец нашел коробку со старыми рисунками Эрин. Оказывается, она потрясающая художница! Причем практиковала в свое время гиперреализм. Любой из ее рисунков дал бы фору современным фотографиям.
– Эрин все еще рисует?
– К сожалению, нет. Я к тому, что… да ты сама все видишь. Мы могли бы разбогатеть, - пошутил Билли. – Она перестала рисовать, когда умер ее первый ребенок.
– Потрясающий талант…
Мы изучили вдоль и поперек все рисунки, проверили даты и имена, поискали фотографии, с которых срисовывала Эрин.
– Нашел одну, - сказал Билли и протянул мне рисунок. – Оригинал внизу.
Глядя на портрет, я могла понять, почему Эрин выбрала именно этот снимок. Она сосредоточилась только на лице, а остальные детали бледнели и словно сливались в дымку. Женщина на рисунке была уже в преклонном возрасте. На коже виднелась сеть тонких морщин, а с глазами что-то было не так. Они смотрели куда-то вдаль. И вдруг до меня дошло почему.
– Это траурный портрет.
– Ничего себе! Откуда ты знаешь, в каком она тут настроении?
– Да нет же! Траурный – значит, посмертный. Когда делали снимок, с которого рисовала Эрин, Новали уже была мертва.
Билли отшатнулся, словно ему было страшно опять прикасаться к рисунку. С трудом удалось подавить порыв сунуть листок ему под нос и заорать «Смерть трусливым вшам!». Да уж. Порой мои мысли меня саму поражают.
– Что ж, мы разгадали тайну.
Пару секунд Билли помолчал, а потом спросил:
– Думаешь, это она? Та женщина, которую я видел?
– Если только тут не тусуются два призрака сразу, то да, она.
– Тогда какого черта? Зачем ей убивать Ханну?
Я пожевала ноготь.
– Не знаю. Я вообще не уверена, что она хочет убить ребенка.
– И что нам теперь делать? Как ее остановить?
– Понятия не имею. – Билли уставился на меня с отвисшей челюстью, поэтому пришлось объясниться: - Я ее вижу так же ясно, как ты видишь меня, но я не знаю, что с ней делать. В общем, я ни разу не эксперт, но у меня есть связи.
– Какие такие связи? – подозрительно нахмурился Билли.
– Ну-у, эм-м… нематериальные. В общем, я поспрашиваю и постараюсь узнать все, что смогу.