Грязь, пот и слезы
Шрифт:
После часа восхождения по гребню мы снова столкнулись с сыпучим снежным порошком. С каждым затрудненным вздохом и шагом силы покидали меня, а только недавно я так обрадовался их приливу!
Выше меня барахтался в снегу Алан. Казалось, он топчется на одном месте. Склон уходил круто вверх и, насколько я мог видеть, весь был покрыт этим проклятым сыпучим снегом.
Я едва обращал внимание на вид, который открывался сверху, – подо мной простирались все Гималаи, омытые предрассветным сиянием.
Я думал только о том, что делали руки и ноги, – собрав все силы, я вытаскивал увязнувшую по бедро ногу из снежного порошка и выбрасывал ее вперед, чтобы сделать еще шаг.
«Не останавливайся, иди вперед. Давай, давай. Еще шаг… Еще». Но, казалось, Южная вершина, Лхоцзе, не становится ближе. Силы мои слабели с каждой секундой.
Это было все равно что взбираться на гору по пояс в патоке, таща на себе человека, который еще запихивает тебе в рот ледяные носки. Великолепно!
Каждый раз, когда я заставлял себя остановиться, я слабел. Силы мои были на исходе и стремительно убывали. Организм отчаянно нуждался в кислороде, но получал скудный паек – всего два литра в минуту. Этого было недостаточно, а запас кислорода в баллоне таял с каждой секундой.
Глава 93
Почему финишная ленточка всегда становится видна в тот момент, когда ты уже почти готов отказаться от борьбы? Может, это задумано для того, чтобы награду получил тот, кто отдаст больше всего?
Этого не знаю, зато знаю, из наблюдений за природой, что вслед за самым темным часом ночи наступает рассвет. И вот с первыми лучами солнца стала различима Южная вершина – все еще очень высоко надо мной. Но я в первый раз ощутил близость финиша.
Во мне забила энергия: свежая, несомненная и бьющая через край. Мой старый и верный товарищ – яростная, непреклонная решимость, которую я испытывал всего несколько раз в жизни, в основном в самые тяжелые и критические моменты отбора в САС, – стремительно возвращалась ко мне с каждым шагом, который мне удавалось сделать в глубоком снегу.
Я одолею и этот проклятый снег, и вершину! Мой старый товарищ преодолевал всю боль, холод и страх – и не сдавался.
За несколько сот футов до Южной вершины мы обнаружили веревки, протянутые когда-то командой, которая совершила первую попытку покорить вершину. Как только я пристегнулся, у меня возникло странное ощущение, будто эти безвестные восходители поддерживают меня.
Южная вершина примерно на четыреста футов ниже Эвереста, тем не менее это очень важная веха на пути к его вершине. Если я смогу на нее подняться, то в первый раз окажусь вблизи крыши мира.
Вскоре Нейл опять замыкал нашу маленькую группу. Алан уже забрался на гребень и остановился, чтобы перевести дух, согнувшись пополам от сильного ветра.
Впереди высился последний зловещий гребень, который тянулся до ступени Хилари – голой ледяной стены, последним стражем на пути к Эвересту.
Сэр Эдмунд Хилари, первый покоритель Эвереста, однажды сказал, что горы придают ему сил. Сказать по правде, до сих пор я этого не понимал. Но действительно, в горах ощущаешь необыкновенное возбуждение и прилив энергии.
Внутренний голос уверял меня, что я смогу взойти на Эверест.
Последний гребень имеет протяженность всего четыреста футов, но по нему идет самая опасная в мире узкая горная тропа. По обе стороны от нее круто обрываются вниз громадные склоны, которые с востока подпираются Тибетом, а с запада – Непалом.
Еле волоча ноги по узкому гребню, мы медленно приближались к ступени Хилари. На пути к вершине она оставалась единственным препятствием.
Я с трудом шел вдоль веревки, которую немилосердно трепал ветер, грозя вырвать ее из рук. Через некоторое время я остановился отдохнуть, опираясь на ледоруб и прислонясь и небольшим сугробам снега справа, чтобы не потерять равновесие. Вдруг ледоруб ушел вглубь, и часть сугроба просела подо мной. Едва устояв на ногах, я поспешил отойти в сторону от провала.
Выяснилось, что в этом месте тропы между скальными обломками задержалось немного воды, превратившейся в лед, сверху заметенный снегом. Под тяжестью моего тела и ноши лед проломился, и тяжелый, слежавшийся снег сполз в щель между валунами, оказавшуюся сквозной. Сквозь нее далеко внизу видно было Тибетское нагорье.
Мы продолжали идти, шаг за шагом, с частыми передышками. Медленно, неуклонно. Все ближе к цели. Все дальше вверх.
Глава 94
У самого подножия Южной вершины я различил под снегом очертания тела Роба Холла. Он погиб здесь около двух лет назад.
Наполовину занесенное снегом, тело его ничуть не изменилось из-за низких температур. Это суровое напоминание о том, что на этой горе могут выжить лишь те, кому она это позволила.
Но она может и отвернуться от тебя. И чем глубже ты проникаешь в ее владения, тем большая опасность тебе грозит. Мы уже и так осмелились зайти слишком высоко, и я понимал всю рискованность нашей авантюры.
Последнее, что сказал по рации Роб своей жене, была просьба: «Пожалуйста, постарайся не слишком волноваться».
Поразительно, с каким мужеством восходитель сознавал неизбежность своей смерти! Я тщетно старался выкинуть мучительные мысли о нем из мозга, и без того страдающего от недостатка кислорода.
«Продолжай идти, Беар. Взойди на вершину, а потом спустись вниз».
В конце гребня мы оперлись на ледорубы и посмотрели вверх.
Над нами была легендарная ступень Хилари, сорокафутовая ледяная стена, представляющая собой самое грозное препятствие на пути к вершине.
Укрываясь от ветра, я пытался найти тропу, чтобы забраться на нее. Этот ледяной склон должен был стать нашим последним и самым тяжелым испытанием. Результат покажет, присоединимся ли мы к тем, кто уже ступил на священную вершину.
Если повезет, то я стану всего тридцать первым британским альпинистом, который это сделал. Я осторожно стал подниматься. Да, падать далековато!
Сначала цепляюсь зубьями кошки. Затем врубаю в лед ледоруб. Проверяю, как они держатся. Затем совершаю шаг. Пусть медленное, но все-таки продвижение. И я продолжал осторожно и размеренно подниматься, продумывая каждый свой шаг.