Грязная любовь в чистом виде
Шрифт:
Меня зовут Стас Канин. Виктория Вайс была моей подругой. Да, не удивляйтесь, именно подругой. Я любил её, но дальше задушевных разговоров и ночных прогулок дело не доходило. Наши ежевечерние беседы на запретные темы сводили меня с ума. Её, наверное, тоже. А утром, грустно хохоча, Вика пересказывала мне свои ночные видения, я тоже пытался кое что поведать из того, что приснилось, но было стыдно открываться полностью, поэтому я чаще врал или придумывал всякую ерунду. Вика же всегда говорила правду, чего ей было бояться, она знала, что времени у неё осталось мало. И писала она только правду. Надеюсь, вы в этом убедились.
11
"Не помню, где подсмотрела, не помню от кого услышала, очень хочется верить, что я сама придумала фразу, которая стала эпиграфом моего дневника: «Я была такой стервой, что симулировала даже отсутствие оргазма".
Вактория Вайс
От автора
Моя непутёвая жизнь началась в 1973 году в ленинградском роддоме. Через два года после моего рождения отец получил назначение в батальон охраны Южной группы войск, и мы всей семьёй переехали в Венгрию. Наверное, это было счастье, жаль только, что из того времени я помню только то, как пошла в первый класс и то как через несколько лет после этого зачем-то развелись родители. Отец остался служить, а мы с мамой уехали в Донецк, к бабушке. Именно там я получила паспорт, но сильно удивилась тому, что в нём написано – Виктория Тимофеева неожиданно превратилась в Викторию Вайс. Это было желание матери, подарить мне свою девичью фамилию. Жалею ли я об этом? Скорее нет…
Вроде бы прилежной девочкой была, ну целовалась с мальчишками, по субботам на дискотеку бегала, ну винца иногда могла выпить в компании, даже девственность хранила аж до совершеннолетия, да и то, когда решилась, казалось, что по любви… Где ты сейчас, мой тогдашний герой? Помню твои потные дрожащие ручонки, запах изо рта и выдавленный прыщ на лбу. Ты специально напился, чтобы казаться крутым, но твой маленький дружок предал тебя и кончил ещё на подлёте, даже не коснувшись моей прелести. Потом кое-как у него получилось, но об этом лучше не вспоминать…
Как-то неожиданно умерла мама, а следом за ней бабушка, и так быстро умерла, что не успела даже рассказать, где заначка лежит, хоронили её на те копейки, что соседи собрали. На следующее утро я проснулась одна в здоровенной квартире; без денег и без понимания, что делать дальше, как и зачем… Через полгода квартиру эту у меня отобрали. Оказалось, что ни мама, ни бабушка не только не переписали её на меня, они даже умудрились оставить меня без прописки – забыли, забегались… Осталось только письмо от отца с приглашением приехать к нему в Венгрию. На удивление в ОВИРе, правда уже почти не советском, это была весна 91-го, меня пожалели, помогли оформить все документы, быстро сделали загранпаспорт, визу венгерскую вклеили. Продала я мамкины серьги, купила билет на поезд до Будапешта и поехала к своему папаше, которого встретив на вокзале, даже не узнала. Могла ли я тогда предположить, что уезжаю навсегда и, что жизнь моя так круто переменится.
Отец в тот вечер принёс домой газету с большим объявлением, в котором модельное агентство приглашало симпатичных девушек на кастинг.
– Сходи, – предложил папа, – ты такая красивая, да и язык знаешь.
И я пошла… И меня одну выбрали из нескольких сотен претенденток. Но это была не просто съёмка, а съёмка для эротического журнала. Папе я ничего тогда не сказала…
Долго
Журнал вышел через месяц. И когда я увидела его в руках у отца, то поняла – мне конец. Отец долго орал, что я опозорила его, называл блядью, швырялся в меня этим журналом, потом напился и затих. Утром меня вызвали в агентство и представили толстому усатому дядьке, который оказался режиссёром, и звали его Иштван.
Он спросил:
– Девочка, хочешь стать звездой?
А кто не хочет, конечно, хочу. С дуру, а может быть в отместку за то, что отец посмел назвать меня блядью, я вечером обо всем ему рассказала… И он выгнал меня из дома.
Так я второй раз за полгода стала бомжихой, но только теперь в чужой стране. Куда было идти? И я пошла к Иштвану… И уже через несколько дней у меня в паспорте красовалась наклейка с венгерским ВНЖ, в кармане лежал ключ от малюсенькой съёмной квартирки, а в сумке первый в жизни контракт, по которому я должна была сняться в фильме с многообещающим названием «Anal Dreams»…
Я тогда не придала значения названию фильма, мало ли что они там написали, но, когда Иштван объяснил, что именно меня ждёт, я была в шоке. А делать нечего… Как говорится, назвался груздем, полезай в кузовок… Ох, как болел мой «кузовок» после этих съёмок. В него напихали столько «груздей», что с непривычки впору было терять сознание, но я выдержала, пару раз даже сквозь слезы улыбнулась. Продюсеры кричали «браво» и облизывали слюни…
После этого я несколько дней никуда из дома не выходила, лечила свою несчастную попку. Иштван отпаивал меня по вечерам шампанским и рассказывал байки о том, какие золотые горы меня ждут, если я перестану ныть и продолжу сниматься. Согревал душу и конверт, в котором лежало полторы тысячи баксов.
Мне кажется, что именно тогда я перестала любить мужиков. Сейчас вот прокручиваю в голове всю свою жизнь после тех съёмок и понимаю, что ни разу не кончила, когда во мне оказывался мужской член, будь то актёрский гигант или кривенький пиптик Иштвана. Сломали они тогда мою женскую сущность. И хорошо, что на моем пути возникла Юдит. У неё за плечами к тому времени было уже три фильма, и снималась она исключительно в лесбийских сценах, потому что знала о себе всё. Не то что я. И уже через несколько дней общения я поняла, что люблю её, люблю какой-то непонятной любовью. Мне нравилось её тело, её слегка припухшие губы и нежные пальцы, от прикосновения которых по всему телу пробегал разряд, похожий на тот, когда в детстве дотрагивалась языком к контактам батарейки.
Юдит не стала брать меня нахрапом, не уговаривала и не спаивала, она просто была рядом, в нужный момент говорила нужные слова или просто молчала, когда мне хотелось помолчать. Не помню, когда, не помню почему, не помню как, но мы все же оказались с ней в одной постели… Я никогда до этого не прикасалась к чужой женской груди – боже, как это оказалось приятно… И самое главное – запах её тела. Он до сих пор сводит меня с ума…
Пятнадцать лет пролетели как один день…
Летом 2007 была страшная жара. Я очень не хотела тогда лететь в Лос-Анджелес, мне было так хорошо дома, но лететь все равно пришлось. А ещё эта унизительная категория "Milfs". Кто не знает – это, когда снимаются актрисы старше 35-ти лет. Можно перевести как "мамочки", проще говоря – "старухи", а так не хотелось ощущать себя старухой, и я решила для себя и объявила всем – это моя последняя съёмка. Раз вы перевели меня в эту категорию – я ухожу на пенсию. На том и порешили.