Грязная любовь
Шрифт:
Я верю в цифры и логику, в то, что можно доказать математически, в результаты, основанные на фактах, но не в судьбу. Я верю в то, что природа не терпит пустоты, а потому мы изначально пусты и только ждем, когда нас что-нибудь наполнит.
Я верю, что нас с Дэном влечет друг к другу так же, как притягиваются две звезды, оказавшиеся достаточно близко друг к другу, пока не сольются, образуя солнце. Я верю, что была пуста и ждала, когда меня чем-то наполнят, и этим чем-то стал Дэн. Но я также верю в то, что Дэн не единственный мужчина, который мог бы заполнить мою пустоту. При
Я стояла под душем, пока не кончилась горячая вода и пока моя кожа не покрылась пупырышками. Мягкость халата и полотенца, которым я обернула волосы, только усилили ощущение того, что я нахожусь во сне. Я продолжала пребывать в этом убеждении и когда вытирала зеркало от пара и вглядывалась в свое отражение, пытаясь увидеть, как мое изменившееся внутреннее состояние сказалось на мне внешне.
Как и можно было ожидать, никакие внешние признаки этого не выдавали. Мои глаза не засияли новым светом, морщинки вокруг них не разгладились, губы не улыбались сами собой.
Обнаженная, я села на кровать, чтобы расчесать спутанные волосы. Монотонные движения меня расслабили, введя в состояние чуть ли не гипноза. Мои чувства обострились. Гладкость белья разобранной постели, теплый ночной воздух, врывающийся через открытые окна, свободное скольжение зубьев расчески по волосам – все это словно создало вокруг меня уютный кокон.
Я нанесла на кожу ароматизированный крем и натянула мягкую пижаму. Волосы свободно лежали на моих плечах и спине. Каждая мышца в теле расслабилась и отдыхала. Лежа на спине, я смотрела в потолок и впервые в жизни не считала на нем трещины. Я создавала из них мысленные образы – птица, женский профиль, часы.
Что-то во мне снова изменилось – то, для чего невозможно подобрать слов. Впервые за много лет у меня не возникло чувства того, словно я стою перед закрытой дверью, со страхом ожидая того момента, когда она откроется, – наступила пора перемен.
Хотя мое тело и мозг были довольны проистекающими внутри меня изменениями, следуя за новым направлением моих мыслей, но вот желудок выразил протест. Я вырвала себя из полулетаргического состояния и спустилась вниз, чтобы его задобрить, – с момента моего возвращения прошло несколько часов, и город уже спал.
Ставя замороженную еду в микроволновку, я услышала приглушенные крики сквозь кухонную стену, общую с соседями.
До того как приобрести дом, я была у миссис Осли, чья квартира являлась зеркальным отражением планировки моей собственной. Я остановила выбор на этом доме из-за лучшего состояния, в котором он находился, но помню ощущение возникшего у меня чувства дежа-вю, когда я вышла из одного дома и вошла в другой. Это чувство было слегка искажено – создавалось ощущение, что я проникла по другую сторону зеркала.
Запищала микроволновка. Голоса за стеной стали громче. Что-то грохнуло в стену, да так сильно, что висящая над моим кухонным столом картина закачалась. Через мгновение в окне, из которого был видна
Задняя дверь дома миссис Осли была широко распахнута, и на задний двор падал прямоугольный сноп света. Вдруг из двери что-то вылетело и приземлилось на траве. Следом на траве оказался Гевин.
– Я тебя предупреждала! – закричала с задней веранды миссис Осли. – Либо ты приводишь в порядок свое барахло, либо я выкидываю его к чертовой бабушке! Дэннис приедет через каких-то дохлых пятнадцать минут, и я не хочу, чтобы твое чертово барахло повсюду валялось в моем гребаном доме!
Меня сначала передернуло от ее лексики, и только потом я внезапно осознала, что олицетворяю собой презираемый мною типаж подглядывающего сквозь жалюзи соседа. Я отступила от окна, но продолжала видеть все, что происходит на улице. Продолжала слышать крики миссис Осли, а также глухие удары о траву вылетающих из ее дома предметов.
Я не сразу поняла, что это были книги.
Эта сука выкидывала книги! Одна из них попала Гевину в плечо и, шелестя страницами, упала в траву. Он нагнулся, чтобы поднять ее, хотя его руки уже были заняты другими книгами. Его лицо исказилось.
Миссис Осли выкинула еще одну, и тут до меня дошло, что она не просто кидается книгами, а старается попасть в Гевина. Очередной тяжелый снаряд в твердом переплете ударил его в бедро, и так сильно, что он пошатнулся и сделал шаг назад.
Говорят, что в состоянии аффекта люди способны поднимать машины и вбегать в горящие здания. Должно быть, мое состояние было близко к этому, так как я, не думая, выскочила из задней двери своего дома во дворик.
Наши носовые платочки-лужайки разделены решетчатой оградой высотой по пояс. Это я установила ее, оберегая свою личную жизнь, как только въехала в дом. Это уберегало меня от вторжений соседей на мою территорию, хотя сейчас ограда, наоборот, не позволяла мне ее покинуть.
– Гевин, ты в порядке? – спросила я.
Он вздрогнул, хотя должен был заметить, как я выбежала из кухни. Открыл рот, чтобы ответить, но его мать его опередила:
– Возвращайся в дом, Гевин.
Я перевела взгляд на нее. В луче света, вырывавшегося из ее дома, она казалась лишь силуэтом, но я по-прежнему видела в ее руке бокал. Видимо, даже раздражение, в котором она пребывала, швыряясь книгами, не могло заставить ее с ним расстаться.
Гевин снова нагнулся, чтобы поднять книги.
– Оставь их, – велела ему мать. – Живо в дом!
– Какие-то проблемы, миссис Осли? – спросила я. Мой голос прозвучал холоднее, чем я хотела, являя собой контраст с ее горячностью.
– Нет, мисс Каванаг, – выплюнула она слова, словно какую-то гадость. – Почему бы вам не вернуться к себе и не заняться своими делами?
– Гевин, ты в порядке? – спокойно повторила я свой вопрос.
Он кивнул и двинулся к дому. Остановился, чтобы поднять раскрывшуюся книгу, угодившую прямо в лужу, оставшуюся после полуденного дождя. Обложка и корешок книжки пострадали от удара и воды, и несколько листов выпали, когда он ее поднял. На уцелевших листах проступили грязные разводы.