Грязная сказка
Шрифт:
В зрительном зале оказалось не так уж и мало людей.
Видимо, у многих участников балетной труппы нашлись друзья и знакомые, которые решили посетить генеральную репетицию. Но все же зал был полупустой, и Влад занял отличное место по центру у прохода.
«Сцена, наверно, будет видна неплохо», — предположил Влад. Он мог только догадываться что скрывается за плотным занавесом — он сто лет не был в театре, а на балете так и вообще ни разу. Не хотелось даже думать, досидит ли он до конца. Но он обещал прийти — он пришёл. И даже принёс корзину
Влад два раза перечитал либретто. Жизель — скромная деревенская девушка. Альберт — переодетый дворянин, который явно её соблазнил, хотя об этом как-то скромно умалчивается. Иначе с чего бы уж девчонке так убиваться, что он её обманул, аж до сумасшествия, до смерти.
«Да, впечатлительные раньше девушки были во французских деревнях», — Влад решил принять это по умолчанию.
Свет в зале начал медленно гаснуть, раздалась музыка и под аплодисменты раздвинулся занавес.
В жизни Лера казалась Владу худенькой щуплой девочкой, но на сцене, в роли Жизели, ярко накрашенная, затянутая в корсет стилизованного платья, она вдруг обросла мышцами, и прибавила пару лишних лет. Одно осталось неизменным — выглядела она невесомой. И когда парила над сценой одна, и когда взмывала в умелых руках Альберта, и когда порхала в кругу подружек, устроивших танцы.
Действие, происходящее на сцене, Влада не просто поглотило, оно опрокинуло его, впечатлило до дрожи, до слез, до мурашек. Ему понравилось всё: проникновенная музыка, стук пуантов по сцене, костюмы, декорации. И он не заметил, как потерял связь с реальностью.
К тому моменту как с распущенными волосами сошедшая с ума Жизель стала тягать по сцене шпагу разоблачённого графа, Влад так распереживался, что готов был собственными руками придушить и этого Альберта, и сына мельника, рассказавшего девушке про обман.
Влад был покорён. Он был сражён. Он был тронут до глубины души. Он умер там вместе с ней на сцене.
Кусая губы, он ждал начало второго акта.
— Шикарная труппа, — услышал он рядом знакомый противный голос, и вывернув шею, увидел за спиной Сикоряна. — Все такие молоденькие, свеженькие. А то нет сил уже видеть этих отяжелевших престарелых прим.
Иван Сикорский вальяжно развалился в кресле на соседнем ряду, вытянув в проход коротенькие ножки. Влад уставился на него, как на привидение, и прикусил язык, чтобы не задать немедленно возникший вопрос: «А ты почему не в Японии?!»
— Мне казалось ты больше по части солистов, — криво усмехнулся Влад.
— Фу, Назаров, как это грубо, — сморщился он, поправив очки в толстой оправе. — Это вовсе не мешает мне ценить и искусство, и Роберто Болле, — хохотнул он. — Да, не морщись! Не только это итальянское дарование из Ла Скала из наших, а ещё Нуриев, Нежинский, Цискаридзе. Так что я тут, считай, среди своих.
— А чего не на премьеру? — спросил Влад, разворачиваясь всем корпусом.
— Не люблю эти толпы народа, — отмахнулся пухлый коротышка в ярком шейном платке. — То ли дело сегодня. Камерно. Уютно. Тихо. Я даже в Токио не полетел ради этого прогона. Андрюшенька бы мне не простил.
— Андрюшенька это кто? — спросил Влад, вместо того, чтобы узнать, а кто же полетел в Токио.
— Это Альберт, — показал коротеньким пальцем в сторону сцены Сикорский и сальненько улыбнулся. — А тебя кто пригласил?
— Жизель, — криво улыбнулся Влад.
— Ты, вижу, тоже в своём репертуаре, — снова хохотнул Сикорский гаденько. — Надеюсь эта рыжая из-за тебя травиться не надумает. Будет жаль, толковая девица. И Эрику нравится.
И Владу срочно захотелось придушить Сикорского, потому что он понятия не имел ни про какого Эрика, но свет в зале начал гаснуть, и едва начавшись, представление полностью поглотило его, вытеснив все остальные мысли.
В роли виллисы, призрачная, нереальная и опасная, Лера оказалась ещё лучше, чем в роли влюблённой крестьянки. Лёгкая, нежная, чистая. В лунном свете на кладбище каждое её выверенное движение, изгиб шеи, излом руки, взмах ноги смотрелись крайне проникновенно.
Влад отбил себе все ладони, аплодируя.
— Ты была просто невероятна, — встретил её Влад на выходе. Ещё в гриме, но в своих привычных джинсах, она смущённо улыбнулась:
— Тебе правда понравилось?
— Очень! — постарался вложить он все свои чувства в одно слово.
— Спасибо! — она поцеловала его в щёку, и они пошли к выходу. — Но я собой недовольна. Столько недочётов. Один раз чуть не упала. Фуэте не докрутила, в адажио нога в арабеске дрожала.
— Я ни слова не понял из того, что ты говоришь, — помог ей Влад сесть в машину. — Но ты очень талантлива. Я в полном восторге. Устала?
— Безумно, — вздохнула она. — А завтра ещё премьера.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — он сел за руль. — Ужин? Горячая ванна?
— Просто отвези меня домой.
— Как скажешь, — легко согласился он.
Он проводил её до квартиры.
— У нас завтра после премьеры банкет. Я буду рада, если ты присоединишься, — она вздохнула. — Хотя о чём я говорю? Не знаю, как я вообще переживу завтрашний день.
— Уверен, ты справишься, — улыбнулся ей Влад ободряюще. — И будешь блистать. Ты просто потрясающая.
— Зайдёшь? — она открыла дверь.
— Нет, — покачал он головой отрицательно. — У тебя был тяжёлый день.
— У тебя тоже, — встала она на пороге, глядя на него вопросительно.
— До завтра, — улыбнулся он широко, ослепительно и безотказно. Её замершее дыхание стало немым подтверждением того, что улыбнулся он правильно, сделав шаг назад. И это был тот редкий случай, когда он улыбнулся искренне.
Он так и улыбался, спускаясь по лестнице. И ему хотелось кричать, хотелось петь, хотелось расцеловать эту пушистую собачонку, что попалась ему под ноги в дверях подъезда, и даже обнять её опешившую хозяйку. Совершенно беспричинно он почему-то был неконтролируемо счастлив.