Грязная сказка
Шрифт:
И он ещё доехал до дома в каком-то болезненно приподнятом настроении, но огромный пустой особняк поглотил остатки его эйфории без следа.
Он начал строить этот дом, когда решил для себя, что ему нужна только одна девушка. С ней он хотел создать семью, завести детей, двух собак, жить долго и счастливо и умереть в один день. И ничего из этого не сбылось. Кроме разве что собак, да и те охотнее жили у матери, потому что там всегда готовили что-то вкусное, что-то ели и неизменно подкармливали их, нарушая все наказы ветеринарного врача.
Этот одинокий дом, казалось,
Влад проснулся разбитым, уставшим, больным. Поплавал в бассейне, полежал в солярии и окончательно выдохся на беговой дорожке.
— Старею, — сказал он сам себе в зеркало, подравнивая щетину.
Он один позавтракал в огромной кухне, глядя на резвящихся на газоне собак. Сам выбрал себе костюм. Сам завязал галстук. И недовольно скривившись на пыльную машину, вывел её из гаража.
На мойке выпил ещё чашку крепкого кофе, но ни вялость, ни апатия так и не прошли.
— Это у тебя посттравматический синдром, — поставила диагноз мама, меряя шагами его кабинет и глядя как он сжимает руками разламывающиеся виски, откинувшись в кресле. — Я сама после вчерашнего пожара всю ночь не спала. Утро, а я уже вторую пачку докуриваю.
Она села на широкий низкий подоконник и достала очередную сигарету.
В бюджете Влада зияла огромная чёрная дыра, и он не строил по этому поводу иллюзий. Сначала он вынужден был закрыть свой магазин элитной одежды, теперь сгорел к чертям собачьим его оптовый склад. По сути всё, что лично у него осталось — это счёт в банке и недвижимость. И если на привычную жизнь этого и хватит, то на восстановление бизнеса однозначно нет. И мамина сеть, конечно, не дала бы ему пропасть, даже если он остался бы с меньшим, но тянуть с её счетов деньги на восстановление своих активов он бы не посмел.
— В принципе, — рассуждала она вслух. — Я могу взять ещё один кредит. Плюс вытрясем долги по всем твоим договорам. Там прилично. Плюс можешь продать квартиру в Лондоне, ты туда не собирался возвращаться вроде.
— Маам, — сморщился он. — Ты же не хуже меня понимаешь, как всё это несерьёзно. И честно говоря, — он поднялся, уперев в стол локти. — Я уже ничего не хочу. Ни начинать что-то новое, ни восстанавливать старое. Не хочу. Ни. Че. Го.
— Ну, это сегодня, — встала она, потушив бычок, и замерев у окна. — И день-то какой выдался ненастный. Дождь будет.
— Наверняка. Я машину как раз помыл.
— Её кстати, так красиво листьями облепило. Жёлтыми, — хмыкнула она, повернулась и подошла к нему.
— Не переживай, справимся, — она как в детстве взъерошила его волосы и прижала к себе. — Отдохни немного, расслабься, не думай ни о чём. Может тебе съездить куда отдохнуть? Ты вроде собирался.
«Собирался, — хотел он сказать. — Только не один».
— Ты сама-то давно в отпуске была? — усмехнулся он.
— Ты на меня не равняйся, — теперь она зачёсывала ему волосы вперёд, и по голове от её острых ногтей бежали мурашки. — Я старой закалки трудоголик. Мне отдыхать нельзя, а то раскисну, разболеюсь. А тебе можно, даже нужно. Соберёшься с силами и буду тебя потихоньку в курс своих дел вводить. А то сколько уже мне одной тянуть?
— Хочешь на покой?
— Не знаю пока, чего я хочу. Но ты ж понимаешь, что я тоже не вечная.
— Мам, вот только не начинай, а?
— Я и не начинаю, — теперь она делала ему причёску на бок. — Я вот только знаешь, что поняла? Что я даже рада, что сгорело оно всё. Такой тяжёлый это был бизнес. И совсем не твой.
— Можно подумать, твой лёгкий, — хмыкнул Влад.
— Не лёгкий, но я как выяснилось, прирождённая торгашка. А ты у меня мальчик возвышенный, импульсивный, чувствительный. И учился ведь где? На текстильном дизайне. Какого тебя потом в эту школу бизнеса понесло?
— Так вроде неплохо у меня получилось.
— Отлично получилось, — она отпустила его и окончательно пригладила волосы по своему вкусу. — Но на мой взгляд с дизайном у тебя получалось лучше. Один интерьер твоей «Золушки» чего стоил, ведь как в настоящем дворце. И всё же сам придумал. И музыку эту, и костюмы продавцов.
Влад сморщился.
— Молчу, молчу, молчу, — примирительно подняла она руки. — Ладно, пошла я. Работы невпроворот. Не кисни только. Не стоит оно того. Забей!
Она ушла, а Влад подошёл к окну и встал на то самое место, где она недавно стояла.
На капот его бронзовой машины и, правда, налипли ярко-жёлтые листья. Небо свинцово нависло над городом. И у него было ощущение, что он не просто потерял деньги, работу, недвижимость, у него из рук как песок сквозь пальцы утекало что-то важное. Что-то очень нужное ему, но он никак не мог определиться, что.
Его мать была очень мудрой женщиной. Он был очень благодарен ей за то, что она никогда не пилила его за отсутствие семьи. Намного легче, чем он сам, она отнеслась и к его бездетности. И может от того, что записала его в монстры с нетрадиционной ориентацией, никогда и не настаивала ни на одном, ни на другом.
А он хотел детей. Очень хотел. Только врач сказал ему однозначно: нет смысла лечить бесплодие в одиночку. Найдите женщину, с которой вы хотите завести детей, и медицина предоставит вам все имеющиеся возможности. Но она никак не находилась.
Существовала, была рядом, даже была от него беременна, что казалось ему несбыточной мечтой, но постоянно терялась. Или он её сам терял, эту самую загадочную из женщин.
Он готов был достать с неба звёзды и бросить к её ногам, если ей было темно, вырвать сердце и зажарить его, если она чувствовала голод, опреснить воду всех океанов ради её жажды, связать ей шаль из солнечных лучей, чтобы обогреть, но вместо всего этого она хотела верности.
Какой-то примитивной преданности её телу. Да только разве в ней вопрос? Разве дело в этом убогом постоянстве? Для него всегда существовало только две женщины: она и все остальные. Ему и не нужен был никто, кроме неё. Но на фоне её опыта, её темперамента, её таланта ходить по грани во всех немыслимых чувственных удовольствиях, он со своими устаревшими ценностями о замужестве и детях как-то выглядел, видимо, не очень убедительно. Он хотел быть для неё единственным, но его было так мало для неё.