Грязная жизнь
Шрифт:
Карие глаза брата становятся на оттенок темнее. Я вижу, что он прикусывает внутреннюю часть щеки. Его лицо становится темно-красным, а вена на его виске пульсирует. Кажется, будто он вот-вот взорвется.
Такой его вид заставляет мои внутренности застыть. Мигель не выходит из себя. Он джентльмен, терпеливый и держит все под контролем.
Мое сердце бешено колотится. Что-то здесь не так.
Не зная, что сказать, я киваю, чтобы показать, что слушаю. Он продолжает:
— Сейчас сложные времена. Недостаточно быть самим по себе. В том числе и в безопасности. —
Я киваю. И понимаю. Понимаю, что отец провел много времени вдалеке от дома, создавая для нас хорошую жизнь. Это была его жертва, и он принес ее без вопросов.
Я ценю то, что он делает для нас, даже не зная, что конкретно. Это не мое дело. Я просто женщина.
Его губы изгибаются в подобии улыбкиа, но выходит больше похожее на гримасу. Он бормочет:
— Как всегда хорошая девочка. Мне так повезло с тобой.
Мое сердце тает, а приятное тепло разливается по мне, растапливая страх, который заморозил мои внутренности. Это согревает меня до самых кончиков пальцев. Но брат так сильно сжимает руки в кулаки, что его костяшки белеют. Мигель шипит:
— Расскажи ей.
Слабая улыбка папы гаснет, и он выглядит раздраженным.
— Да, конечно. — Папа обходит стол, садится на его край и берет мою руку в свою, нежно похлопывая по ней. Поскольку я девочка — это было моим всем. Смотреть на улыбающегося папу, пока он болтает о том, о сем, и совершенно неважно, что он говорил, его внимание согревало и успокаивало.
Но затем он ошеломляет меня новостью.
— Ты выходишь замуж за Дино, сына Вито Гамбино.
Он произносит это, не показывая никаких чувств, никакой реакции, никаких эмоций.
Мой захват на его руке ослаб, но его остался крепким. Для поддержки? Не знаю. Вся кровь отливает от лица. Мои губы приоткрываются, а дыхание становится прерывистым.
Мой желудок скручивается в узел. Кажется, будто мое тело хочет задушить само себя.
Облизнув свои пересохшие губы, я неуверенно бормочу:
— Почему?
— Гамбино отличаются от нас. Итальянцы семейные люди, но у них есть кое-какие проблемы между собой. Они не могут доверять друг другу. У каждой семьи свои мотивы. Вито пришел ко мне в поисках мира. И его предложение приветствовалось. Он с уважением обращался со мной и рассказал мне, где он видит наши семьи через десять лет. И его видение ситуации, — он сжимает мою руку, — совпадает с моим.
Переносицу покалывает, а глаза жжет.
— Папа, мне же только восемнадцать…
Я просто хватаюсь за соломинку. Эта фраза не имеет смысла даже для меня. К счастью, брат приходит мне на помощь.
Мигель вступает:
— Рауль ухаживал за Алехандрой с шестнадцати лет, папа. Ты дал им свое благословение. Это… — Его гнев берет над ним верх, и он выплевывает: — Это же смешно. Такое просто… просто нельзя допустить.
Да! Господи, да!
За пять минут, что я здесь была, я забыла о своем парне. Он поможет мне. Я знаю это.
Мой отец встает и поворачивается
— У тебя есть идея получше? Нам нужен такой союз, mi hijo (прим. с исп.: сынок). Алехандра понимает. Эту жертву надо принести. Она делает это ради семьи. — Он поворачивается ко мне, его глаза заполнены гордостью. — Это честь.
Первая слезинка скатывается по моей щеке. Мое горло сжимается.
— Я не хочу выходить за Дино. Я хочу выйти за Рауля.
Мой отец вновь разворачивается ко мне.
— Я позвонил Раулю этим утром. Он отпустил тебя, поскольку я пообещал ему руку Вероники.
Эти слова ударяют по моему лицу, словно пощечина. Вновь и вновь боль заполняет меня, сокрушая.
Закрывая глаза, я даже не пытаюсь быть вежливой. Я поднимаю руки, чтобы прикрыть лицо, пока рыдаю.
— Как… он… м-мог?
Но вместо того, чтобы утешить меня, мой отец добавляет соли на рану, которая образовалась после того, как мое сердце буквально вырвали из груди.
— Не будь такой, Алехандра. Его отец хотел связь с нашей семьей. Это же честь. — Мой отец выдавливает смешок. — Ты ведь не думала, что он любит тебя, да?
Рыдания разрывают мое горло. Моя жизнь распадается на части.
Мигель подходит ко мне, присаживается на корточки и смотрит на меня. Он убирает руки с моего лица.
— Если есть способ избежать этого, я клянусь тебе, Ана, я найду его. Клянусь.
Папа закатывает глаза.
— Это брак. Не смерть. Мы должны радоваться, а не плакать
Прямо сейчас я предпочла бы смерть браку.
Я, кажется, не могу дышать. Каждый раз, пытаясь сделать вдох, моя грудь сжимается, и новый поток рыданий разрушает меня.
Мой отец смотрит на меня с презрением, а затем качает головой, информируя:
— Вито обещал, что Дино хороший мальчик и будет хорошо с тобой обращаться. Как с принцессой. И ты будешь принцессой в их семье. Тебя буду все любить и уважать, как и здесь. Теперь прекрати этот абсурд. Все решено. — Он взглядом предупреждает Мигеля. — Сделать уже ничего нельзя. Решение уже принято. Кастильо и Гамбино породнятся. — Мой отец смеется. — Нам надо бы праздновать, — он кладет палец под мой подбородок, поднимая мое лицо к его, — а не плакать, gatito (прим. пер. с исп.: котенок). — Он вытирает мои слезы и целует меня в щеку. — Ты идешь со мной на обед сегодня. Мы встретимся с Вито и Дино.
Мгновенно, Мигель выдает.
— Я тоже пойду.
Отец смотрит на моего брата. Спустя какое-то мгновение кивает.
— Да. Конечно же.
Осознание того, что Мигель будет со мной, слегка успокаивает.
Он не позволит чему-либо случиться со мной.
Не позволит.
Позже днем мы встречаемся с Гамбино в одном из их многочисленных ресторанов.
Я раньше не встречалась с ними, но сразу же вычислила их, как только увидела. Мужчины такие же, как мой отец, от них будто исходят волны уверенности. Их персоны требуют внимания. Они завораживают. Другие мужчины хотят быть такими, как они, а женщины желают заполучить их к себе в постель.