Гуд бай, Арктика!..
Шрифт:
Только я совсем одна стояла на палубе у бортика, свесив голову в своем башлыке.
Когда Леня едет куда-нибудь, он всегда меня спрашивает:
— Ну, чего тебе привезти?
Я всегда отвечаю:
— Башлык и бушлат, — почему-то мне кажется, что в крутой моряцкой экипировке я достойней держусь на плаву.
Я глядела на воду и представляла, как они сидят — настоящие мужики после трудового дня, любуются лунным небом с настоящей Луной и калякают. Не помню, может, я плакала или пела, объятая тьмой. Вдруг меня кто-то еще обнял, кроме тьмы.
— Марин, — послышался голос Лени, — а ты будешь в своем романе описывать похороны Ленина?
— Что ты! — ответила я. — Разве мне осилить такую многофигурную композицию?
— Тут надо так! — Он сказал. — Мороз, все люди идут, и над каждым — облако пара изо рта. И только у одного нет пара изо рта — над телом Ленина кристальная пустота. Как у меня в стихотворении: Облачком пара душа отошла…
— Беру! — сказала я, утирая слезы.
Мы обнялись и пошли ночевать в нашу каморку.
— А все-таки, — сказал Леня, паря в вышине, — все-таки, знаешь, Марин, — послышался надо мною глас небесный, — если меня пригласят с Луной на Луну, — бормотал он, уже засыпая, — я тебя обязательно оставлю дома.
Глава 21
«А это Дзига Вертов!..»
На другой день, уже при свете солнца мы высадились опять на тот же берег и обнаружили тянущуюся на песке цепочку таких огромных вмятин косолапых — полметра в диаметре, не меньше, и еще дымящуюся, пять минут назад наваленную кучу.
— Это кто, мамонт? — пришли в ужас мы.
— Обычный полярный медведь, — сказал Андрей, нащупывая на поясе ракетницу в кобуре. — Здоровый самец! Идет, как все равно крюками загребает. У него и удар — сокрушительный хук сбоку. Надеюсь, на всех подействовало?
Мы давай выяснять — не организовал ли вышеописанную композицию сам Волков, дабы придать веса своим бесчисленным опасениям?
Но Волков, с винтовкой на одном плече и рацией на другом, ответил, что он тут всё организовал, однако советует держаться к нему поближе.
— Андрей, а ты хорошо стреляешь? — встревожился, наконец, DJ Спуки.
— Be sure! — ответил Волков — дескать, не сомневайся.
— Значит, сколько раз увидишь, столько убьешь?
— Последовательность обычно такая, — терпеливо объяснял Андрей. — Сначала палишь из ракетницы. Не помогло — в ружье у меня два дула, одно заряжено резиновой пулей: мол, отвали. А если уж явная агрессия со стороны медведя — тогда стреляем по-настоящему. Но убийства пытаемся избежать, пока он кого-нибудь не сцапает. Тут на двоих полярный медведь напал, — рассказывал Волков. — Хотели пройти вокруг Шпицбергена на каяках. Вечером высадились, поставили палатку и оба легли спать. А ночью пришел медведь, одного прихватил и вытащил. У другого шок, но все равно парень молодец, сумел собраться, схватил ружье и убил медведя. Потом они долго были в больнице — одному медведь скальп подснял, но ему повезло — череп и позвоночник целые, его зашили и выписали. А второй очень долго в себя не мог прийти…
Выслушав эту историю, Пол пять минут следовал за Волковым, опасливо озираясь. После чего все-таки прибавил шагу, обогнал Андрея и бросился бежать.
Море, простор, ширь, свет, я понимаю его, он иначе не мог. Наверное, мы ему казались какими-то слишком нордически сдержанными. Пол же с первых минут знакомства норовил всем и каждому дать вкусить плоды своего искусства, показать, как он искромсал разных выдающихся композиторов, а главное, режиссера Дзигу Вертова. Мы только и слышали от него: Дзига Вертов, Дзига Вертов…
Пол ждал восхищения, демонстрировал, с кем он сотрудничал, какие у него крутые знакомые. Вот он продюсер Йоко Оно — стоит с ней на фотографии и улыбается во весь рот. А вот с ним в обнимку еще несколько почтенных и уважаемых фигур.
Все культовые музыканты в Нью-Йорке работали с Полом Миллером или, по крайней мере, мечтали о сотрудничестве. Такой он человек, незаменимый в мире музыки.
Нам даже показалось, композитор Джон Кейдж приходится Полу родным дядей. Легко представить, как великий музыкант изрекает, хлопая по плечу Пола:
— Слушай меня, малыш, и запомни на всю жизнь: даже в звуке жарящейся яичницы можно услышать музыку сфер!
А теперь с ним работает Дзига Вертов, ну, то есть, наоборот, — Пол где-то обзавелся хроникой «Киноглаз», перелопатил ее как следует, добавил музон своего кореша Чака Ди из группы «Паблик Энеми», опять изрезал, перемешал и выдал продукт, которым собирался сразить наповал Музей современного искусства в Нью-Йорке.
На все в этом мире Пол смотрел как на рабочий материал. Словно китайский повар — с ножиком, DJ Спуки не расставался с айпадом, на котором чистил, шинковал и перемешивал музыку с фильмами, а потом предлагал дегустировать чудеса своей заморской кухни.
— Вот, смотрите, — показывал он нам драматические кадры суда над троцкистами, скитания беспризорников на Курском вокзале или голод в Поволжье, — сейчас я такое месиво из этого сделаю, что маму родную не узнаете.
Сердца наши падали куда-то в бездну, когда мы глядели на эти горчайшие документальные кадры нашей многострадальной истории, но оптимистичный Пол хватал нас за нос и снова окунал в экранчик своего компьютера.
Мы думали, он молодой, поэтому немного без царя в голове, и были поражены, узнав, что Полу сорок лет. И он так носится, сломя голову, потому что боится потолстеть за время плавания.
Пол делил жилище с англичанином Мэттом, оба они совершенно лысые, скрывать им нечего было друг от друга, так что Мэтт Полу прямо говорил:
— Я вообще не понимаю, зачем на Земле существуют диджеи, они только небо коптят. Композитор старается, пишет музыку, вкладывает туда свои мысли, переживания, или режиссер снимает фильм. Адиджей тут как тут: все перевернет с ног на голову, порежет — и давай прославляться и деньги загребать. Только в суд можно подать на такого акустика, а не восторгаться почем зря.