Гуд бай, Берлин!

Херрндорф Вольфганг

Чик слегка пнул меня ногой под столом. Я пожал плечами. Слизерин? Галлеоны?

– Вы, наверное, не читали «Гарри Поттера»? – спросила мать семейства. – Но это ничего. У нас разные темы.

Она опять ненадолго задумалась, а Элизабет зачерпнула ложечкой чуть-чуть десерта, поднесла ко рту и стала ждать. Она дождалась, когда Фридеман посмотрит на нее, и только тогда отправила ложку в рот.

– Тема – наука и география, – объявила мать. – Как называлось исследовательское судно, на котором Александр фон…

– «Писарро»! – завопил Фридеман, и его стул опрокинулся назад. Он тут же потянул к себе вторую по величине пиалку, уперся носом в ее край и зашептал:

– Десять, конечно! С чего ж это я ляпнул, что двенадцать?

– Это несправедливо, – сказала Флорентина. – Я тоже это знала. А он все время

выкрикивает!

Следующий вопрос был о том, что именно празднуется на Пятидесятницу. В общем, наверное, не стоит говорить, чем закончилась эта игра. Когда в центре стола остались две последние самые маленькие пиалки, мать семейства спросила, кто был первым президентом ФРГ. Я предположил, что Аденауэр, а Чик – что Гельмут Коль. Хозяйка уже хотела дать нам десерт просто так, но Флорентина запротестовала, а за ней и остальные дети. Я бы уже с удовольствием действительно отказался от десерта, но Йонас, самый младший, которому было лет шесть, сначала перечислил по порядку всех президентов Германии, а потом взял на себя роль ведущего и спросил, как называется столица Германии.

– Ну, я полагаю, Берлин, – сказал я.

– Я тоже так полагаю, – подхватил Чик и кивнул с очень серьезным видом.

И можно говорить что угодно, но на вкус этот мусс с малиной тоже был просто восхитителен. Клянусь, я в жизни не ел такого классного мусса с малиной.

Наконец мы поблагодарили за обед и хотели уже прощаться, но тут Чик сказал:

– Знаете, а у меня тоже есть вопрос для викторины. Как определить по часам, где север, если часы…

– Часовую стрелку направить на солнце! Потом отложить половину угла в сторону двенадцати – там будет юг! – закричал Фридеман.

– Правильно, – сказал Чик и пододвинул ему свою пиалку с последними малинками.

– Я тоже это знала, – обиженно сказала Флорентина. – А он все время выкрикивает.

– Ну, я тоже, может быть, это знал, – сказал Йонас и стал ковырять пальцем у себя в ухе. – А может, и не знал. Не знаю, я это знал? – Он с сомнением взглянул на мать. Она нежно погладила его по голове и кивнула, как будто бы он совершенно точно это знал.

26

На прощание все семейство вышло провожать нас к калитке. Мы получили еще огромную тыкву в подарок. Хозяйка сказала, что она у них лежит без дела, и если мы хотим, можем взять ее с собой. Мы взяли тыкву, растерялись и совсем не могли сообразить, что сказать. Мамаша и дети долго стояли у калитки и махали нам вслед.

– Чудесные люди, – сказал Чик. Я не сразу сообразил, серьезно он это или нет. Мне казалось, что он мог сказать это в шутку, ведь раньше-то он крутил пальцем у виска. Но по выражению его лица я понял, что он это серьезно. Точнее, что он серьезно и тогда, и сейчас: пальцем у виска было совершенно серьезно и «чудесные люди» – тоже серьезно. Чик был абсолютно прав: это совершенно чудесные сумасшедшие люди. Они милые, немножко с прибабахом, потрясающе вкусно готовят и к тому же невообразимо много знают – все что угодно, только не где находится супермаркет. Насчет этого они не в курсе.

В конце концов, мы сами его нашли. Когда мы с двумя огромными пакетами из «Нормы» и тыквой снова вышли на улицу, где стояла наша «Нива», я положил тыкву на тротуар и завернул в кусты, чтоб пописать. Чик, не оборачиваясь, шлепал дальше. Я все так подробно описываю, потому что это, к сожалению, важно.

Когда я вышел из кустов, Чик был уже в ста или ста пятидесяти метрах впереди, всего в нескольких шагах от машины. Я поднял тыкву, и в этот самый момент из переулка ровно посередине между Чиком и мной появился какой-то мужчина с велосипедом. Он перевернул велосипед и поставил его на землю на руль и седло. На мужчине была светло-желтая рубашка и болотно-зеленые штаны с зажимами на штанинах, а на багажнике лежала белая фуражка, которая при переворачивании велосипеда упала и покатилась. Только увидев эту фуражку, я сообразил, что этот мужчина – полицейский. Тут же я заметил и то, что раньше мы просмотрели: перед большим амбаром стоял не просто маленький кирпичный домик – на этом домике висела тоже маленькая зеленая табличка, на которой белыми буквами было написано «Полиция». Мы припарковались прямо перед домом местного шерифа.

Полицейский нас не видел. Он ковырялся с велосипедом:

вытащил из кармана связку ключей и пытался с их помощью надеть на звездочку слетевшую цепь. Это не выходило, так что ему пришлось все-таки взяться за цепь пальцами. Надев цепь, он поглядел на свои грязные руки и потер их друг о друга. А потом заметил меня: в пятидесяти метрах и чуть выше по склону – парень с огромной тыквой. Что мне было делать? Он видел, что я иду в его сторону, поэтому я просто пошел дальше. У меня ж в руках просто тыква, и эта тыква принадлежит мне. Ноги у меня дрожали, но, кажется, это было правильное решение: полицейский опять занялся своим велосипедом. А потом он снова оторвал от него взгляд и обнаружил Чика. Тот к этому времени дошел до машины, свалил пакеты с покупками на заднее сиденье и уже собирался садиться на водительское место. Полицейский перестал пытаться оттереть грязь с рук. Он поглядел на Чика, сделал шаг вперед и снова остановился. Если мальчик садится в машину, это само по себе не очень-то подозрительно. Даже если он садится на водительское место. Но как только Чик заведет мотор – понятно, что будет. Нужно было что-то делать. Я покрепче схватил тыкву, поднял ее над головой и закричал на всю улицу:

– Не забудь захватить спальник!

Ничего лучшего мне в голову не пришло. Полицейский обернулся ко мне. Чик тоже обернулся.

– Папа сказал, чтоб ты захватил спальник! Спальник! – прокричал я еще раз, и когда полицейский снова обернулся в сторону Чика, а Чик все еще смотрел на меня, я быстро показал на голову и на пояс (имея в виду фуражку и пистолет), чтобы объяснить, кто этот человек по профессии. Потому что без фуражки, по одним только зеленым штанам, это было не сразу понятно. Наверное, смотрелась моя пантомима очень странно, но я не мог сообразить, как еще изобразить полицейского. А Чик и так понял, в чем дело. Он тут же залез в машину и моментально вылез оттуда со спальником в руке. Потом он закрыл за собой дверь, сделал вид, будто запирает ее («папа дал мне ключи, чтобы я принес кое-что») и пошел со спальником в мою сторону. Ну и в сторону полицейского, конечно. Чик сделал всего шагов десять. Я не был на сто процентов уверен, почему он остановился. Но, видно, что-то в выражении лица полицейского подсказало ему, что наш маневр по уровню не дотягивал до театрального шедевра столетия.

Вдруг Чик развернулся и бросился бежать, полицейский – за ним. Но Чик уже сидел за рулем. Он моментально задом вырулил на дорогу, а полицейский, который был еще метрах в сорока от «Нивы», понесся за ним, как форменный олимпийский бегун. Наверняка, не за тем, чтобы догнать машину – это ему бы в любом случае не удалось, а чтобы разобрать номерной знак. Полная жопа. Деревенский шериф оказался настоящим чемпионом по спринту.

Я все еще стоял, как парализованный, с тыквой посреди улицы, когда «Нива» исчезла за горизонтом, а полицейский обернулся ко мне. Что я тут сделал – не спрашивайте. В нормальном состоянии и подумав, я бы точно такого не отколол. Но ситуация-то была уже не совсем нормальная, да и не так уж это было глупо. В общем, я побежал к велосипеду. Бросил тыкву и понесся от полицейского к велику. Я был гораздо ближе к нему, чем полицейский. Я схватился за раму, перевернул велик и вскочил на седло. Полицейский закричал, но, к счастью, кричал он еще на некотором отдалении от меня. Я нажал на педали. До этого момента я просто был жутко взвинчен и перепуган, но тут начался сущий кошмар. Я изо всех сил жал на педали, а велик не двигался с места. Там стояла сотая передача или типа того, а я никак не мог найти рычажок переключателя. Крики все приближались. У меня слезы потекли из глаз, а мышцы на ногах напряглись так, что, казалось, сейчас лопнут. Полицейскому, чтоб меня схватить, оставалось только протянуть руку, но тут велик потихоньку покатился, и я наконец стартанул.

27

Я несся по булыжной мостовой через деревню. До рыночной площади я добрался меньше чем за полторы минуты, но вполне представлял себе, как это было опасно: к этому времени полицейский, может быть, уже давно был у телефона. Если он не дурак (а мне не показалось, что он был дураком), он бы просто позвонил кому-нибудь, кто поймал бы меня у рынка. Я пронесся чуть ли не на космической скорости между серыми домами, свернул несколько раз и оказался на узкой дорожке, ведущей прямо в поля.