Гуд бай, Берлин!
Шрифт:
Мы съехали с прямого выезда из Берлина, оставив позади набирающее обороты утреннее движение, и рассекали теперь по пригородам, выбирая второстепенные шоссе и пустынные проселочные дороги. И тут вдруг выяснилось, что у нас нет карты. Только схема дорог Берлина.
– Карты – это для слабаков, – заявил Чик, и, конечно, был прав. Но как добраться до Валахии, если не знаешь даже, где находится Рансдорф? В общем, начала вырисовываться небольшая проблема. Поэтому для начала мы просто решили ехать на юг. Ведь Валахия – в Румынии, а Румыния – на юге.
Следующая трудность заключалась в том, что мы не знали наверняка, где юг. Еще до полудня на небе появились плотные грозовые тучи и закрыли солнце. Жара была – не меньше сорока градусов. Воздух был еще раскаленнее и душнее, чем вчера.
У меня был такой маленький компас-брелок – я его когда-то вытащил из автомата со жвачкой, – но в машине он упорно не желал показывать на юг. Да и снаружи показывал,
На самом деле мы как-то запутались на подъездах к автостраде, и Чик, который водить в общем-то более-менее умел, но на немецкий автобан еще никогда выезжал, яростно вцепился баранку. Когда после съезда нужно было влиться в поток, он затормозил и остановился, потом снова подбросил газа, потом снова затормозил, некоторое время катился со скоростью пешехода по полосе торможения, и только потом ему удалось перестроиться влево. К счастью, в нас никто не въехал. Я изо всех сил упирался ногами в пол и думал, что если мы сейчас умрем, это будет из-за Кляйдермяна и его пианино. Но мы не умерли. Бренчание становилось все более и более одухотворенным, и мы с Чиком сошлись на том, что нужно валить с автобана на ближайшем съезде и дальше ехать только по тихим шоссе и проселкам. Тут случилась еще одна неприятность: на дороге слева от нас внезапно появился какой-то мужик на черном «мерседесе». Он пялился на нас и яростно жестикулировал, как будто пытаясь что-то нам втолковать. Сначала он вроде показывал цифры пальцами, потом вытащил мобильник, и вид у него был такой, будто он записывает наш номер. Я от страха чуть в штаны не наложил, а Чик только пожал плечами: мол, он благодарен этому типу, обратившему наше внимание на то, что мы до сих пор едем с включенными фарами. Потом мы потеряли его в потоке машин.
Чик действительно выглядел немного старше своих четырнадцати. Но уж точно не на восемнадцать. Правда, мы не знали, как он выглядит на скорости и через грязные стекла. Чтобы это проверить, мы поставили парочку экспериментов на пустой дороге между полей. Я стоял на обочине, Чик раз двадцать проезжал мимо меня, а я смотрел, при каком раскладе у него самый взрослый вид. Он клал спальник на сиденье, чтобы быть повыше, надевал мои солнечные очки, поднимал их на лоб, брал в рот сигарету, а под конец даже приклеил себе пару кусочков черной изоленты на лицо, чтобы изобразить бородку в стиле Кевина Кураньи. Но выглядел Чик при этом вовсе не как Кевин Кураньи, а как четырнадцатилетний мальчишка, налепивший себе изоленту на лицо. В конце концов, он отлепил все это художество и приляпал маленький квадратный кусочек ленты под нос. С этой штукой Чик стал похож на Гитлера, но с расстояния это выглядело действительно лучше всего. А так как мы были еще только в Бранденбурге, политических конфликтов в связи с этим можно было не опасаться.
Но проблема с выбором направления оставалась. Нам попадались указатели на Дрезден. Дрезден, я почти уверен, находится на юге, и мы для начала решили ехать в ту сторону. Но когда нужно было выбирать между двумя дорогами, мы по возможности выбирали ту, где было меньше машин, а там быстро становилось очень мало указателей, а те, что были, указывали направление на ближайшие деревни, а не на Дрезден. На юг – это на Буриг или на Фрайенбинк? Пришлось кинуть монетку. Чику страшно понравилось кидать монетку, и он сказал, что дальше мы будем выбирать дорогу только так. Орел – направо, решка – налево, ребро – прямо. Естественно, монетка никогда не вставала на ребро, поэтому ехать вперед не удавалось вовсе. Скоро мы бросили это дело с монеткой и стали просто поочередно сворачивать направо-налево-направо-налево. Это была моя идея, но она оказалась не лучше. Может показаться, что если все время попеременно сворачиваешь то направо, то налево, не может выйти, что ездишь кругами. Но нам это как-то удалось. Когда мы в третий раз оказались перед указателем, где налево был Макграфписке, а направо – Шпреенхаген, Чик придумал ехать только в направлении тех населенных пунктов, названия которых начинаются с букв «М» или «Ч», но таких было определенно
Наконец сквозь тучи проглянуло солнце. Посреди кукурузного поля дорога разветвлялась. Резко налево шла булыжная дорога, направо – грунтовая. Мы заспорили, какая из них ведет на юг. Солнце стояло еще не совсем в зените, не было и одиннадцати.
– Юг там, – сказал Чик.
– Там восток.
Мы вышли из машины и съели по паре шоколадных печенюшек, которые уже наполовину растаяли. Насекомые в кукурузном поле гудели оглушительно.
– Знаешь, что стороны света можно определять с помощью часов? – Чик снял свои часы. Старой российской модели, их нужно заводить вручную. Чик держал часы на вытянутой руке между нами, но я не знал, как с их помощью определить сторону света, и он тоже. Нужно как-то направить одну стрелку на солнце, и тогда вторая укажет на север, что-то в этом роде. Но около одиннадцати обе стрелки указывают на солнце, а там уж точно не север.
– Может, стрелки как раз на юг и указывают? – сказал Чик.
– А в полдвенадцатого юг будет тогда с другой стороны?
– Может, это из-за летнего времени. Может, летом этот фокус не проходит. Давай я переставлю на час назад.
– И что это изменит? За час стрелка проходит весь круг. А стороны света ведь не вращаются туда-сюда.
– Но если компас вращается, может, это волчковый компас?
– Волчковый компас!
– Что, никогда о таком не слышал?
– Слышал. Он еще гирокомпас называется. К волчкам никакого отношения не имеет, и сам не вертится, – сказал я. – Он имеет отношение к спирту. У него спирт внутри.
– Что за бред?
– Я об этом в одной книжке читал. Они там плывут на корабле, и один матрос разбивает компас, потому что он алкоголик. Ну, и они совсем перестают понимать, где находятся.
– Что-то это не очень похоже на книгу, которой можно доверять.
– Вполне можно. Книжка называлась, кажется, «Морской лев» или «Морской волк».
– Ты имеешь в виду – «Степной волк». Там еще про наркотики. Такие книжки читает мой брат.
– «Степной волк» [4] – это вообще-то группа такая, – ответил я.
4
Майк имеет в виду американскую рок-группу Steppenwolf («Степной волк»), а Чик – роман немецкого писателя Германа Гессе «Der Steppenwolf» («Степной волк»).
– Ладно, раз мы не знаем точно, где юг, просто поедем по грунтовке, – сказал Чик, надевая обратно часы. – Там спокойнее.
Как всегда, он был прав. Это было хорошее решение. За целый час нам не встретилось ни одной машины. Мы оказались в таком месте, где домов не видно было даже на горизонте. А на поле лежали тыквы размером с гимнастический мяч.
21
Подул ветер, а потом снова стих. Солнце опять скрылось за темными тучами, и на лобовое стекло упали две дождевые капли. Капли были такие большие, что намочили почти все стекло. Чик поехал быстрее, высокие деревья склонялись под натиском ветра, и вдруг порыв отбросил нашу машину чуть ли не на другую сторону дороги. Чик свернул на ухабистую дорожку между двумя пшеничными полями. Фортепиано забренчало драматичнее. Через километр дорожка оборвалась прямо посреди поля.
– Ну нет, назад я возвращаться не буду, – сказал Чик и, не притормаживая, поехал вперед. Стебли застучали по кузову и дверям. Машина покатилась по пшеничному полю, Чик включил пониженную передачу и прибавил газу. Мотор заревел, и мы поплыли вперед, как ледокол, носом рассекая море желтых колосьев. «Нива» издавала странные звуки, но пересекла пашню без особого труда. Только ориентироваться в поле было сложно, потому что из-за колосьев практически ничего не видно – никакого горизонта. Третья дождевая капля упала на лобовое стекло. Рельеф поля слегка шел вверх. Мы поворачивали туда-сюда и выписывали кренделя, то и дело натыкаясь на борозды, которые сами же сделали минуту назад. Я предложил Чику попытаться написать в поле наши имена, чтобы их можно было прочесть с вертолета или увидеть потом на Google Earth. Но мы тут же запутались, едва начав рисовать поперечную палочку от «Ч». Тогда мы стали просто ездить по полю, потихоньку взбираясь на холм, а когда залезли на самый верх, поле вдруг закончилось. Чик затормозил в последний момент. Зад машины стоял еще в пшенице, а капот высунулся наружу. Перед нами лежало сочно-зеленое коровье пастбище, резко уходящее вниз, и открывался вид на бесконечные поля, рощицы, узкие дорожки, холмы, горы, луга и лес. На горизонте громоздились тучи. На колокольне далекой церкви горел отблеск солнца, стояла мертвая тишина. Четвертая капля разбилась о стекло. Чик заглушил мотор. Я выключил Клайдермана.