«Гудлайф», или Идеальное похищение
Шрифт:
Он крепче прижал к себе Коллин, самой силой своего объятия уговаривая ее открыться ему, облегчить свою душу. Он обхватил руками ее узкие плечи, потянул к себе и почувствовал, как она отшатнулась.
«Не надо так со мной! Не вини меня! — хотелось ему крикнуть жене. — Прошу тебя!» Но он лишь спрятал лицо в ее волосах. Все, чего он всегда хотел, это — заботиться о ней.
Тео наконец-то убрал свою потную руку с ее спины, потом отошел и встал перед открытой дверью, глядя наружу. Даже при том, что прохладный свежий воздух теперь проникал внутрь бокса,
Коллин хотелось, чтобы Тео опустил дверь снаружи, чтобы оставил ее в боксе одну с мистером Брауном. Она хотела остаться здесь, рядом с его телом, с этим его зловонием, с его смертью. Ей хотелось лечь на пол и уснуть. Уснуть сном без снов, потому что все ее сны, все мечты оказались ложью, обманчивой иллюзией, что она вполне достойна собственных фантазий. Теперь она твердо знала, что она такое: женщина, похитившая человека ради денег, связавшая его по рукам и ногам, уложившая в гроб и день за днем наблюдавшая, как он умирает.
А сегодня — воскресенье. Ходил ли он по воскресеньям в церковь? С женой? О чем бы он сегодня молился? Молился бы о том, чтобы больше любить жену и детей? Благодарил бы Господа за все то, чем Он его благословил? Молил бы простить ему прегрешения? А сама она — обретет ли она когда-нибудь прощение? Или Тиффани и Брук получат в наследство этот позор, эту вину, передадут и своим детям, и так дальше и дальше — на много поколений вперед? Коллин молила Бога, чтобы Малкольм и Дот прожили подольше. Слава Богу, ее родителей уже нет на этом свете. Она молилась, чтобы у Тиффани хватило сил пережить все это, но в глубине души знала — нет, не хватит. Та стабильность, пусть совершенно незначительная, которую все же давала девочке мать, удерживала Тиффани от катастрофы. Тиффани станет второй жертвой Коллин и Тео.
У Коллин пересохло и болело горло. Она что, вопила? Или просто хныкала? Она не помнила, во всяком случае, сейчас она перестала. Тео снова был рядом, он резко захлопнул крышку ящика и защелкнул замок. Крепко взял Коллин за локоть и поднял на ноги. Ей было слышно, как запертая в ящике муха скребется о фанеру.
Открыв дверь «мерседеса», Тео помог Коллин сесть в машину. Потом запер бокс. Солнце сверкало на капоте, било в ветровое стекло. Руки Тео крепко сжали руль. Издали до Коллин донесся шум шоссе. Пели какие-то птички — немного. Но в основном было тихо. Если бы только ей удалось удержать эту успокоительную тишину.
— У него, видно, было слабое сердце, — произнес Тео. — Мы никак не могли об этом знать. Ты делала для него все, что могла. Даже больше. Не надо винить себя.
К ним приближался грузовой пикап с кроватью в кузове, на которую были навалены и привязаны веревкой стол и несколько стульев. Когда он проезжал, Тео поднял от руля два пальца. Облако пыли вплыло в открытое окно машины и опустилось на липкую от пота кожу Коллин.
— Придется его похоронить, — сказал Тео. — Так безопаснее. И будет порядочно по отношению
— Что же мы натворили! — пробормотала Коллин.
— Нечего казнить себя за это.
Коллин подняла на него глаза и покачала головой.
— Будь же справедлива к самой себе. Этому человеку так и так грозил сердечный приступ, а ты делала все возможное, чтобы обеспечить ему хороший уход.
— Ты говорил, мы не причиним ему никакого вреда.
— Это не наша вина.
— Да, конечно же, наша! — Голос Коллин срывался на крик. — Если бы мы его не забрали, если бы мы его не ранили, если бы мы не заставили его…
— Если бы солнце завтра не взошло…
— Заткнись, Тео!
Она глядела в окно на плотно закрытую стальную дверь бокса. Тогда Тео заговорил снова:
— Мы приняли решение, основанное на имевшейся у нас информации, и в то время это решение было правильным. Это был для нас единственный, логически оправданный способ действий. Мы с тобой были согласны, и мы были правы. Нельзя жалеть об этом постфактум.
— Может, тогда это и казалось нам правильным, но ведь сейчас совершенно ясно, что мы приняли ужасно много неправильных решений.
— Ничего подобного.
— Этот человек умер, Тео.
— Ну так пожалей об этом — чуть-чуть. Господи, Коллин, человек либо об этом жалеет, либо нет. Но если ты стала жалеть обо всем нашем предприятии, тогда ты очень негативная личность. Вот все, что я могу тебе сказать. Очень негативная. А я думал, ты больше веришь в себя.
Тео включил мотор.
— Надо двигаться, — сказал он. — Останавливаться слишком поздно. Мы не можем стоять в сторонке и смотреть, как наша жизнь со скрипом останавливается и замирает на месте.
Господи Боже мой! Хоть что-то одно может сегодня идти нормально?! Тео барабанил кончиками пальцев по стойке в прокатной конторе «E-Z Авто-Рентал». Еще две недели назад он запасся двумя поддельными кредитными картами и таким же поддельным дубликатом водительских прав штата Колорадо. Дома у него была база данных с сотнями фамилий, дат рождения и номеров карточек социальной безопасности — еще с тех пор, как в Вэйле он работал финансовым советником, так что особых трудов тут не потребовалось. Первую кредитную карту он использовал, нанимая фургон в «Гарден Стейт Ренталз», и все прошло без сучка без задоринки. Но оплата по второй карте не проходила.
— Послушай, Стэнли, — сказал Тео, прочитав имя на именной планке, приколотой к грудному карману на рубашке парня. — Я дал бы тебе за эту чертову машину наличными, только мне пришлось подкинуть парочку сотен на лимузин для дочери на сегодняшний вечер, и, честно говоря, времени у меня на то, чтоб смотаться в банкомат и сюда вернуться, просто нет. Давай, проверь мои документы, запиши на мое имя. Сумма-то грошовая, о чем разговор!
— Простите, сэр. Я не могу этого сделать. — Парнишка за стойкой был мелковат, узкоплеч, с пристегивающимся галстуком. Тео мог бы пришлепнуть его как муху. — Не могли бы вы воспользоваться другой картой, сэр?