Гугеноты
Шрифт:
— Не волнуйтесь, они будут молчать, я позабочусь об этом. В конце концов, я — их король, и они обязаны помнить это. А сейчас идите, успокойте вашего герцога и ждите от меня известий. До встречи!
— Удачи вам, сир!
И, в восторге от того, что ему удастся сделать доброе дело в пользу истинной веры и этим «насолить» мадам Екатерине, Генрих Наваррский легко спрыгнул со скамейки и вернулся к своим наядам, которые уже проявляли признаки нетерпения, поглядывая через кусты в сторону скамейки.
Что касается Лесдигьера,
С герцогом Альбой Екатерина лишь сухо поздоровалась, зная, какого рода беседа им предстоит. Они уединились в левом крыле замка, на втором этаже, в апартаментах, отданных королевскому семейству.
Испанец сразу же предрешил течение разговора одним своим видом. Роста выше среднего, чопорный, надменный, бородка клином, пышные седые усы, опущенные книзу, гордо посаженная голова на негнущейся шее покоилась в жестких брыжах, нос длинный, заостренный, в холодных глазах ни тени улыбки, наоборот — ледяной холод, презрение и властолюбие; таким предстал перед ней Альба. Он считал себя выше ее и потому сразу же отбросил светские условности. Он свободно говорил на французском языке, с едва заметным испанским акцентом. Так же хорошо он мог изъясняться на немецком и итальянском.
— Мадам, я пришел потребовать у вас ответа.
— Я могла бы дать его вашему королю, — Екатерина решила тактично поставить его на место. — Почему он сам не приехал?
— Он полон негодования. Его гнев настолько силен, что он не пожелал встречи с вами, возложив эту миссию на меня. Ваш адмирал, — продолжал Альба, — кажется, собирается, соперничать с Испанией в деле приобретения колоний в Новом Свете. Мне известно, что он отправил экспедицию в Бразилию, потом во Флориду, а сейчас он собирает эскадру в Дьеппе, намереваясь отправить в Америку господина де Лондоньера.
— Он ее уже отправил, — невозмутимо подтвердила Екатерина.
— Зачем? — отрывисто бросил Альба.
— Затем, что Франция, так же, как и Испания, желает осваивать новые земли и присоединять их к своей короне. Не все же только вам, в самом деле, порабощать дикарей.
— Испания первой открыла эти земли, и они принадлежат ей! Васко да Гама, Америго Веспуччи, Христофор Колумб — среди них нет ни одного француза и не должно быть. Приоритет принадлежит нам! Занимайтесь своими гугенотами, растите своих детей и не суйтесь туда, куда вас не звали.
Екатерина была оскорблена. Теперь ей были известны планы Филиппа, теперь она знала, как говорить с его послом.
Она резко поднялась и бросила надменный взгляд на испанца:
— Смотрите не подавитесь, милостивый государь, такой огромной костью: умерьте свой аппетит. Насколько мне известно, ваша страна — всего лишь жалкий щенок, лающий на громадного пса, превышающего его размерами во много раз. Как бы этот пес не сломал вам хребет!
Альба, только что присевший, тоже поднялся; взгляды их скрестились.
— Мы идем с современным оружием и несем цивилизацию в мир полуголых дикарей, живущих в соломенных хижинах и воюющих луками и копьями. В конечном итоге это даст победный результат. К тому же не забывайте, мы несем этим дикарям христианскую культуру и насаждаем католицизм, что одобрено самим папой! А вы? Чему научит их ваш адмирал? Читать кальвинистские проповеди и петь покаянные псалмы? Быть может, вы специально отправляете его туда, чтобы он основал там новую протестантскую республику на манер швейцарских кантонов?
— Весьма сожалею, что адмирал Колиньи исповедует протестантскую религию, — ответила Екатерина, — но другого адмирала у меня нет под рукой. Между тем я не собираюсь упускать возможность утереть нос вашему королю и вырвать из его лап кусок пожирнее. Кстати, Христофор Колумб, впервые попавший в эти земли, был генуэзцем, то есть — моим соотечественником. Что же касается истинного вероисповедания моих будущих подданных, то я решу этот вопрос, сообразуясь со своим правом и руководствуясь при этом указаниями моего святейшего родственника.
Альба понял, что она намекает на свое родство с папой, и замолчал. В его планы не входило ссориться с Ватиканом, его хозяин не простил бы ему такой грубой оплошности. Он посылал его сюда не за этим.
— Итак, каков же будет ваш ответ моему королю о распространении ереси во Франции? — нахмурившись, спросил Альба.
— Я в ответе только перед Господом Богом и святой церковью.
— Представителем которых я и являюсь, — парировал герцог.
— Вы приняли постриг? — И снова насмешливые взгляд и улыбка.
Альба скрипнул зубами:
— Я послан от его имени. Папа полон гнева.
— Вы о Филиппе, вашем короле? Пий IV не столь экспансивен.
— Не все ли равно, если речь идет об общих бедах?
— О каких же? — она изобразила простодушие.
Он наклонился к ней, сжигая ее своими черными глазами-угольями:
— Когда вы примете меры?
— Меры? Вы о чем? — продолжала ломать комедию Екатерина.
— Будто вы не понимаете! Бог доверил вам Французское королевство с тем, чтобы вы сделали его верным и послушным святой церкви. На деле же происходит иначе. У вас не страна, а гнездо ереси, а вы — королева еретиков!
— Осторожнее в выражениях, сударь! — в голосе зазвенели жесткие нотки. — Вы чересчур перегибаете палку.
— Ничуть. Моими устами говорит король Филипп.
— Неужели? Вы только что сказали, что посланы папой?
— Не пытайтесь завлечь меня в паутину хитроумной светской беседы; мы не французы, у нас это не принято.
— Ах, я совсем забыла, что беседую не со светским львом, а с покорителем ремесленников, женщин и детей.
— Вас не касается моя деятельность в Нидерландах, это наша провинция.