Гулы

Кириенко Сергей Иванович

Чем дольше Доминик думал над последним вопросом, тем больше в нем крепла уверенность, что в здании произошло нечто ужасное, однако одновременно с этим он все больше и успокаивался — внезапно у него появилась теория, как объяснить всех этих покойников, не прибегая к сверхъестественным силам,— что, если он попросту спит?

Повернувшись в палату, Доминик скользнул взглядом по смятой кровати, лежащей на полу простыне, капельнице… Не исключено, что он все еще лежит на этой кровати, подключенный к дыхательному аппарату. Картины вчерашнего дня, закончившегося для него на «складе» исчезли после того, как он увидел окно, но может быть, это всего лишь продолжение сна? Возможно, он до сих пор лежит на кровати,

а сознание продолжает игру, перенеся ночные кошмары в палату. Ведь он выныривал из небытия пару раз, и наверняка оно запомнило ее обстановку и вот теперь, возбужденное бойней на складе, продолжает отсчет вчерашних смертей. А если он бредит, то все объясняется просто: эти трупы не настоящие, часы остановились, потому что времени для него сейчас нет, а отсутствие звуков — всего лишь декорация к трупам. И если он прав, то сознание не остановится на трех мертвецах — покойников должно быть во много раз больше.

Повернув голову, Доминик оттолкнулся от косяка и шагнул за порог. В следующий же миг он увидел еще пару тел, лежащих в конце коридора. На мгновение он остановился, а затем двинулся мимо мертвого полицейского…

Двадцать метров по коридору он прошел меньше чем за пару минут. Проходя мимо выкрашенных голубой краской стен, он видел белые двери, большинство из которых было закрыто, однако некоторые из них были распахнуты, и в этих палатах он видел людей, неподвижно замерших на кроватях, что подтверждало догадку о том, что все это только порожденный его сознанием сон.

Пройдя по коридору еще дюжину метров, Доминик поравнялся с ординаторской: огромный кусок стены по правую сторону был сделан из прозрачного пластика — за ним находилась стойка дежурной сестры,— с левой стороны ординаторской часть пластиковой перегородки отсутствовала.

Остановившись, Доминик какое-то время смотрел в ординаторскую. Он все еще чувствовал слабость в ногах, которая усилилась от тридцатиметрового перехода, и эта слабость ему вовсе не нравилась. Внезапно он решил, что от нее можно избавиться: ведь если это всего лишь игра его собственного сознания, то он может хотя бы частично ею управлять, а значит, может сделать и так, чтобы улучшить свое состояние.

Двинувшись вдоль прозрачной стены, Доминик через секунду оказался у входа, шагнул в ординаторскую и остановился, осматриваясь. Уличный свет, падавший в окна, освещал узкую стойку с регистрационным журналом. У прозрачной стены лицом вниз лежала дежурная, верхняя часть ее тела была закрыта черными волосами. Взглянув на нее, Доминик решил, что это еще одно доказательство в пользу его странной теории,— сознание раскладывает перед ним трупы, не обозначая их лиц. Держась рукою за стойку, он прошел в глубину ординаторской, остановился перед шкафами, в которых лежало лекарство, опустил глаза вниз и принялся искать нужный ему препарат.

Через короткое время он обнаружил на нижней полке одного из шкафов упаковку амфилазина. Взявшись за ручку, попытался открыть стеклянную дверь, однако она оказалась закрытой. Тогда он поднял лежащее на шкафу пресс-папье и не раздумывая опустил его на стекло. Стеклянная дверца с грохотом треснула, сотни осколков брызнули вниз. Доминик поднял амфилазин и стряхнул с упаковки стекло. Затем достал с нижней полки пару одноразовых шприцев, развернулся и прошел к стоящему возле стойки дивану. Опустившись на него, какое-то время сидел неподвижно.

Пару раз в жизни ему доводилось пользоваться амфилазином. Он знал, что это один из сильнейших стимуляторов — достаточно ввести одну ампулу в вену, и через полчаса он сможет передвигаться нормально. Правда, разовое действие стимулятора не превышает пары часов, но Доминику и не нужны были эти часы: сейчас главным было восстановить силы, ведь если это его собственный сон, то вряд ли он продлится так долго.

Взяв упаковку, Доминик надорвал пластиковую обертку зубами, вытащил шприц и положил его на диван. Затем открыл упаковку со стимулятором и достал ампулу. Стукнув кончиком по крышке стола, отколол его и на какой-то миг замер: теперь нужно было проделать самое трудное — набрать содержимое ампулы в шприц, причем сделать это предстояло левой рукой.

Несколько секунд Доминик думал, как поступить, после чего вставил ампулу в правую руку. Ампула наклонилась и несколько капель вылилось, на ладонь. Не обращая на это внимания, Доминик поднял шприц, ввел иглу в ампулу и попытался набрать стимулятор. Какое-то время у него ничего не получалось: большой палец, которым он тянул поршень, срывался, и ему приходилось начинать все сначала, но через минуту ему удалось набрать, три четверти ампулы. Доминик вытащил ее из руки и откинул под стойку. Теперь предстояло самое главное — сделать укол.

С минуту он думал: куда будет удобней колоть? Проще всего это было сделать в правую руку, но Доминик понимал, что в этом случае стимулятору может потребоваться много времени, чтобы подействовать: еще не окончилось действие наркоза, да и вены руки перегружены лекарством, в то же время сон его развивается по реальному сценарию, а значит, и стимулятор будет действовать как и в реальности — ведь ему известно его настоящее действие. Другой вариант — вена на шее — тоже отпадает, потому что не видя ее, ему вряд ли удастся сделать точный укол, а попасть нужно именно в вену, иначе амфилазин не подействует. Следовательно, остается одно… Доминик положил шприц и сдернул штаны.

Перетянув бедро, он несколько секунд ждал, пока обозначатся вены. Когда самая крупная из них вспухла под кожей, синим червяком изогнувшись в паху, Доминик поднял шприц и точным движением вогнал в вену иглу. Укол вызвал жжение. Доминик вдавил поршень, вводя: амфилазин в кровь.

Следующие пятнадцать минут он сидел на диване в ожидании, когда подействует стимулятор. До его сознания по-прежнему не доносилось никаких внешних звуков. Окно ординаторской, расположенное возле дивана, было открыто, и Доминик понимал, что в настоящей жизни давно бы услышал звуки автомобильных гудков. Откинувшись на спинку дивана, он наблюдал за стоящим на столе гироскопом: серебристые сферы раскачивались, завораживая его своим беззвучным движением, и у Доминика даже не возникало желания подойти к окну — он и без этого знал, что бы за ним обнаружил. Теперь он был абсолютно уверен, что происходящее с ним всего лишь игра его собственного сознания. За пластиковой стойкой он видел неподвижно лежащую женщину. Лицо ее было скрыто волосами, но Доминику почему-то казалось, что подойди он к ней, переверни ее сейчас на спину, и под волосами он увидит лицо Просперо или Сандро. Впрочем, одна вещь все-таки вызывала у него беспокойство: несмотря на чудовищность окружающего, события развивались реально — не было никаких срывов или смен декораций, характерных для снов,— прошел уже час, как он очнулся в палате, и за все это время не произошло ничего необычного. Однако, с другой стороны, напомнил себе Доминик, то, что во сне кажется часом, в действительности может занять лишь долю секунды до пробуждения — не исключено, что в любой миг он снова очнется и окажется на кровати…

Через десять минут после того, как амфилазин попал в кровь, Доминик получил новое подтверждение тому, что все происходящее с ним происходит во сне: внезапно он ощутил жжение в пальцах, которое увеличивалось и с каждой минутой становилось острей. Еще через пару минут он почувствовал, что может сжать пальцы правой руки. Доминик быстро понял, что начал действовать амфилазин, и тут же подумал, что это действительно сон — в реальности между уколом и действием стимулятора проходит тридцать минут.