Гулять по воде
Шрифт:
– А ну стой, гора, сюда не подходи!
– Чего это? – удивился Афоня.
– А не то мы на кнопку нажмем, – говорит гном, – а вам с этой кнопки страшно должно быть, потому как это наше заморское секретное оружие.
– А какого, к примеру, вида ваше оружие? – интересуется Ерема.
– Такого вида, – отвечает гном, – что вам смотреть на него не захочется и воняет обильно.
– Это он про что? – глубоко задумался Афоня.
А Никитушка пальцами в озарении прищелкнул.
– Так у нас намедни канализацию пронесло, – говорит, – все дерьмом затопило и вонь обильная стоит. Вашего, что ли, оружия дело? – спрашивает, нахмурясь.
– То не наше, – отвечает гном, – а наше в подземном стоке своего часа дожидается. – И вниз рукой тычет. – Вся полная сотня рабочих над ним усердно трудились. А теперь мы через кнопку ворота там откроем, и оно все в ваше вредное озеро удобно переместится и опоганит его, если вы сейчас не уберетесь.
– Ну вот, – сказал Ерема Афоне, – ты еще жалел мишек, а они вон как тут нагадили усердно.
Афоня конфузно руками развел.
– Да кто ж знал, – говорит, – с виду они такие потешные.
А Ерема заморским богатырям отвечает:
– Ваше секретное оружие нам понятно, и на кнопку вам жать не надо. Видно, делать нечего, придется нам отступить.
Афоня с Никитушкой заволновались и зашумели, но Ерема сам отступил и их за собой увлек к дверям. А там вдруг повернулся так хитро и совсем с глаз пропал, как в воздухе растворился. Попович рот разинул, Афоня вздернулся от нежданности и об потолок ушибся, а заморские богатыри и того сделать не успели. Среднего, который руку на кнопке держал, со стула крепким ударом снесло, остальных лбами друг об дружку стукнуло, аж заискрились и тоже попадали. Тут Ерема из воздуха возник, как волчок раскрученный, остановился и говорит над сверженными телами:
– А это вам наше секретное оружие.
Афоня с Никитушкой рукоплесканием разразились, но Ерема похвалу отверг и под стол залез. Кнопку там нашел и сказал:
– Дай-ка свою наточенную железку, Афанасий.
Афоня железку с пояса снял, и Ерема ею стол на досочки разобрал, а потом проводки от кнопки выдернул.
– Теперь замуровано их подземное дерьмо, – говорит и берет за руки обморочного гнома с песиглавцем. – Надо их отсюда снести, чтоб не задавило.
Афоня подцепил третьего, и пошли все вместе из перекачки. В открытом поле на траве сложили заморских гостей, а Афоня обратно направился. Кого из обмундированных обезьян нашел, в сторону оттащил, вдруг еще живые, а после к перекачке спиной уперся, поднатужился и обрушил всю стену. За стеной и остальное само посыпалось в страшном шуме и скрежете. Главную трубу на части порвало, вода разлилась, тут перекачке и конец, совсем заглохла. Афоня только еще сходил, из озера трубу выдернул, а Никитушка посвистом в полсилы развеял по полю обломки.
Дожидаться, чтоб иноземные богатыри в чувство вернулись, не стали, обратно на свою поляну ушли и там спать улеглись от трудов праведных. Попович только у Еремы напоследок выпытал:
– Как называется та фигура с растворением будто в воздухе?
– Прыжок бегемота, – сказал тот.
– Почему бегемота? – спросил Никитушка, опешивши.
– А никто не видел, как бегемоты прыгают, – ответил Ерема, усмехаясь.
Никитушка этим удовольствовался и заснул непробудно. Первый раз в нем соловей-разбойная сила не колобродила, а всего-то половину только в свисток выпустил.
XLVIII
Башка из города до утра пришел, фонарь запалил и к монаху запечатленному прокрался. В глаза ему посветил, будто в подвале дознавательном, и говорит квело, совсем не по-злому:
– Не придешь? А лучше бы по-хорошему пришел. Очертело мне это все. Ты меня за руку-то взял бы, я бы тогда не убивал больше. А мне с собой не сладить, я тебе уступать не хочу. Если не придешь, меня, наверно, убьют. И Студня убьют, Аншлага тоже, и бродяжку. Мы здесь будем воевать, я так порешил, а они клятву давали.
Опустил Башка фонарь, стоял, ждал. А ничего не дождался и в подземье ушел, безответный. Да спать не мог, все глаза таращил в темноту, кровавая мишура мерещилась. Как первый свет в подвал пробрался, Башка наверх вылез, в воротах монастырских встал, будто опять памятник, туманом с озера надышался и думает, как день потратить. А тут ему думы и оборвали. Видит – внизу холма заморские марки остановились, а из них высыпались какие-то, с автоматными ружьями, вида самого решительного и бандитского.
Башка к подвалам отпрыгнул, Студня с Аншлагом на ноги вздернул и к прорехам в стене с оружием послал. Коля сам от шума подскочил, моргает спросонья, а Башка его сомнением в глазах облил и ничего не сказал. Из оружия себе рассовал в карманы бомбы, подхватил две пистоли и автоматное ружье с припасами. Студень и Аншлаг вокруг монастыря у стены рассортировались, а Башка к воротам встал, и Коля за ним сюда прибежал. Как он разбойную команду увидел, с лица вытянулся и говорит:
– Не знаю, с каким пожеланием они тут, а только не с добрым. Дайте мне тоже пистолю, буду защищать святые отеческие руины.
Башка отдал ему пистолю и велел к другой бойнице прилепиться да смотреть в оба и в ловушку на растяжках не попасть. А лихие головы на холм до середины взобрались и стену в непонятности разглядывают, в диковину им эта новизна. Вот они обговорили между собой и часть голов в обход на другую сторону послали. Может, опасность почуяли, а не то страховались. Те, которые внизу ворот остамшись, в цепь по одному раздвинулись и настороженность приняли. Но все равно вверх идут, ружья впереди себя держат.
Башка подождал немного и для охлаждения им интереса бомбу швырнул. Жахнуло, бухнуло и задымило, а на траве двое влежку остались. Один совсем не шевелится, другой ружье бросил, за голову схватился и воет, а из-под пальцев красное бежит. Залегла разбойная команда, назад откувыркалась и бестолковую стрельбу враз затеяла. Куда целить, не знают, в стену попадают и пыль от нее отколупывают. Башке удобно, он наверху скорчился и всех видит, из ружья еще одно разбойное рыло подстрелил, а бомбы напоследок бережет.