Гуманитарное знание и вызовы времени
Шрифт:
Дьюи в известном смысле априори исходит из того, что самость (self) является чисто психологическим понятием. Это утверждение выдвигается в качестве своеобразного противовеса так называемой онтологии самости [172] , т. е. универсальной религии разума. Конкретизация этих методологических различий иллюстрируется путем противопоставления позиций Канта и Строусона. Позиция Строусона характеризуется как соответствующая здравому смыслу (common sense): самость и ее бытие воспринимаются по типу бытия тела, имеющего как физические, так и психологические характеристики.
172
См.: The journal of philosophy. – N.Y., 2011. – Vol. 57, N 6/7. – P. 288.
Дьюи вводит различие между самостью (self) и личностью (person). Самость – это агент психологической активности, подверженный оценкам и сравнениям по критериям разумности, критичности, моральности, способности к кооперации, креативности, привлекательности и характеру. В этом смысле самость является предметом самопознания и самопонимания. Самость – это доступная для познания реальность, которая и образует то, что делает личность личностью. Дьюи признает, что самость может обращать против себя критический разум и в этом смысле встать на путь морали. Мораль включает в себя универсальные постулаты, определяющие реальность нравственной истины. Но истина в данном случае не совпадает с психологической «материей», которая подчиняется влиянию страстей. Моральные принципы образуют онтологическую субстанцию, которую и не улавливает методология психологизма.
Поскольку Дьюи абсолютизирует методологию психологизма, то он не отвечает на вопрос – «как возможен универсальный нравственный закон?» Ведь универсальность нравственного закона потому и универсальна, что она не выводится из частного бытия отдельных самостей, какой бы большой ни была их численность. И если универсальный нравственный закон образует «стержень» личности, тогда и самость оказывается в своем глубинном основании трансцендентальной. Но не возвращаемся ли мы таким образом к Канту? Если да, то тогда возвращаются и загадки самости, которые казались разгаданными с помощью методологии психологизма.
Дьюи обходит эти загадки путем ограничения темы. Моя тема, утверждает он, – это психология и эпистемология типа самопонимания.
Дьюи подчеркивает, что его интересует реальное конституитивное содержание самости, то, что находится в ее природе и делает ее самостью. Самость в этом смысле определяется как место психологических реальностей. В этом смысле самость может пониматься как некая бестелесная, но реальная сущность. Дьюи подчеркивает, что он не поощряет отрицания физической природы самости, но просто заключает в скобки все ее непсихологические аспекты. Это тот методологический прием, который разрабатывается Э. Гуссерлем в рамках его феноменологической философии в качестве пути к истине трансцендентализма.
Дьюи использует этот метод как конструкцию, объясняющую научность не трансцендентализма, а психологизма. При этом он абстрагируется от дискуссий о мозге. Он отвергает представление, согласно которому все психологические понятия концептуально зависимы от телесного бытия личности. Психологические понятия можно рассматривать на их собственных основаниях. Но это не означает принятия онтологической концепции самости.
Ключевыми для концепции Дьюи являются понятия «личность» (person) или «личности» (persons) и «самость» (self) или «самости» (selves). Ребенок как личность формируется в шестимесячном возрасте. Личность развивается в состояние самости лишь тогда, когда у нее развиваются компетенции, подпадающие под нормы, а именно под нормы критического разума или нормы моральной ответственности. Иными словами, личность (person) не будет в течение всего времени своего биологического проживания находиться в состоянии самости (self). Например, дементные индивидуальности лишаются способности нормативных оценок в силу болезней, возраста или физических повреждений. Самость – это результат превращения индивида в ценностное существо, в индивидуальность. В этом смысле хотя самость всегда связана с телом, однако однозначной органической связи между самостью и теми или иными качествами тела не существует.
Самость – это определенный тип сознания.
Дьюи считает необходимым ввести в качестве технического термина понятие «точка зрения» (point of view) индивида, идентичное понятию «перспектива».
Бессознательное состояние не является «точкой зрения» в отличие от сознательных восприятий, воспоминаний, верований, стремлений, эмоций, решений, воображения. Это все – части «точки зрения». Они образуют мультивзаимосвязанную структуру самости. Самость, считает Дьюи, обладает свойством репрезентации, т. е. восприятия себя в качестве живой системы, защищающей себя от внешних вмешательств и угроз. Эта способность самозащиты является проявлением низшей границы сенсорной репрезентации.
Сенсорные способности живого организма образуют перцептуальную систему, знаком реальности которой является наличие перцептуальной константы. Расшифровка сущности перцептуальной константы и есть прояснение «субстанции» самости.
Дьюи исходит из того, что все живые организмы обнаруживают самоинтерес (self-interest), усматривая в нем предпосылку представительства самости. Это значит, что всякое репрезентативное содержание имеет предпосылку. Этой предпосылкой является эгоцентрический индекс (egocentric index). К эгоцентрическим индексам, считает Дьюи, и привязываются все перцепции и примитивные активные состоянии. Они инкорпорированы в перцептуальные интенции. В дальнейшем они концептуализируются.
Это значит, что идеологическое оформление и нравственное оправдание философии индивидуализма следует считать результатом правильного прочтения естественной реальности эгоцентрического индекса. Если индекс эгоцентризма является исходной предпосылкой репрезентативного содержания самости, то тогда он определяет и все формы и направления поведения и практической активности личности.
И в этом случае требует объяснения происхождение альтруистических форм поведения в естественном мире животных и человека. Так, например, любой охотник знает, что утка-маниха подставляет себя под выстрел, чтобы увести охотника в сторону от расположения выводка утят. Следует ли считать ее поведение «противоестественным», и из какой предпосылки оно происходит, если все перцепции и действенные состояния привязаны к эгоцентрическим индексам? Этот вопрос обретает особую остроту, когда требуется объяснение происхождения универсальных норм морали и права, которым следуют в своей нравственной и правовой практике развитые цивилизации. Дьюи находит точное теоретическое объяснение универсального смысла индивидуального поведения как в животном, так и в человеческом мире. Он полагает, что можно удержать истинность эгоцентрического индекса, если расширить диапазон индивидуального действия, относя его к пространству и времени. Например, расположение гнезда в определенном месте является проявлением действия эгоцентрического индекса, но в данном случае индекс защищает не отдельного индивида, а всех обитателей гнезда от внешнего вторжения. Аналогичным образом определение вожаком стаи времени водопоя может быть проявлением действия его эгоцентрического индекса, но это действие защищает все стадо, а не только отдельное животное.
Для сохранения логической последовательности эгоцентрической концепции Дьюи вводит понятие пространственного положения, из которого начинается индивидуальное действие, и понятие привилегированного времени как времени начала действий, которые служат индивидуальным интересам. Они являются предшественниками понятия первенства личности, сущность которой выражается в слове Я. Закономерно возникает вопрос, можно ли считать объективным представление о Я или же оно лишено объективного содержания? Для ответа на этот вопрос Дьюи использует «тест зеркала». «Тест зеркала», считает он, является шагом на пути объективации самости. Индивид анализирует поведение своего зеркального изображения, первоначально не зная, что это именно его персональное изображение. Психология, открываемая в «тесте зеркала», – это результат сопоставления двух типов эгоцентрических интересов: эгоцентрического интереса оправдания Самого себя и оценки себя не как себя, а как Другого.
В итоге должно произойти выявление сущности самости как добавления в эгоцентрический индекс определенного типа объективации.
Объективность входит в индекс эгоцентризма путем действия реальных жизненных механизмов коммуникации.
Дьюи анализирует два типа объективации, которые могут действовать в различных сочетаниях – это имитация и совместное внимание (joint attention).
Дьюи определяет имитацию как целенаправленное копирование поведения. Имитация как форма объективации начинает действовать с момента рождения. Имитация может обретать характер мимикрии, т. е. автоматического копирования, или зависти не как простого повторения поведения, а стимула получения желаемого результата.