Гуманитарное знание и вызовы времени
Шрифт:
Индекс эгоцентризма, который рассматривается Дьюи в качестве исходного, отправного пункта в объяснении различных форм мышления и практического поведения личности, в своей действительной реализации в качестве нормы цивилизационного поведения порождает парадоксальные следствия. Взрыв обсуждений в феврале 2014 г. вызвало событие убийства одним из лучших учеников столичной школы № 263 своего учителя географии Андрея Кириллова. Мотив убийства – желание умереть, чтобы узнать «что в конце». При этом исходный мотив такого поведения – философское учение с этикой крайнего эгоцентризма. Это поведение, в основе которого не лежали выгода и разум. Это – форма самостоятельности, которая реализуется независимо от того, к чему она может привести.
Вместе с тем форма абсолютной самостоятельности может порождать тип поведения, который совпадает с реализацией абсолютной личной выгоды. Эту форму также описал Ф. М. Достоевский: «Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить» [175] . В этом типе поведения также проявляется определенный индекс эгоцентризма, который можно назвать крайним. Но он проявляется, если и не в такой крайней форме, но в своих многообразных «смягченных» формах индивидуального поведения. И те формы коррекции индекса эгоцентризма, которые предлагает Дьюи, не спасают положения. Философы давно видели эти опасности. Они искали теоретические формы нейтрализации абсолютизма индивидуалистического самосознания, выявления его иллюзорных форм, раскрытия органической связи жизни личности и ее адекватной самореализации в высших идеальных формах трансцендентальной философии и материальных движениях универсума.
175
Достоевский Ф. М. Полное собр. соч.: В 30 т. – Л.: Наука, 1973. – Т. 5. – C. 174.
Дьюи считал, что он углубил кантовское понимание трансцендентального единства апперцепции, выдвинув идею единства транстемпоральных и многоуровневых внутренних связей в структуре самости.
Однако при этом оказалась элиминированной истина категорического императива как исходного пункта истинно морального поведения, обретающего фундаментальную практическую значимость в современную эпоху глобализации.
Дьюи, сделав акцент на методологии психологизма, вынес за скобки реалии материального мира. Подлинная реальность (de Re) у него оказалась сосредоточенной в формах деятельности, приносящих устойчивый успех. Иными словами, это деятельность, обусловленная критическим размышлением, определением истинных форм достижения индивидуального успеха, созданием своих моральных правил, обеспечивающих устойчивость и сохранение достигнутых результатов. Поскольку Дьюи вполне сознательно абстрагируется от реалий внешнего мира, заключая их по примеру Эдмунда Гуссерля «в скобки», то он абстрагируется от реальной сущности того мира, в который органично включен человек.
Проблема реальной включенности человека в бесконечность мира была рассмотрена уже великим Гёте в 1785 г. в статье, продиктованной фрау фон Штейн в качестве комментария к «Этике» Спинозы.
В этой статье Гёте исходит из того, что полнота бытия и совершенство – одно и тоже. Если мы имеем в виду совершенное существование, то значит, мы мыслим бесконечное. Но мы мыслим только вещи, которые ограничены либо ограничиваются нашей душой. Мы сами являемся ограниченной вещью, которая, как кажется, не может существовать посредством только себя. Из этого следует, что автономной самости существовать не может. И однако она, согласно Гёте, все же существует. Состояния вещей сцеплены друг с другом, и одно должно развиваться из другого.
Кажется, что одна вещь создается другой. Однако каждая вещь имеет свое существование в себе. Это существование является продуктом гармонии бесконечности отношений, образующих данную вещь. И в этом смысле отдельная вещь заключает в себе загадку бесконечности, как и совершенного существования действительности. Без внутреннего соответствия, а значит, и гармонии целого вещь существовать не может. Это, полагает Гёте, и определяет понимание части в ее отношении к целому. Гёте объясняет свою позицию следующим образом. В каждом живом существе то, что мы называем частями, настолько неразрывно связано с целым, что они могут быть поняты только в единстве с ним. Вместе с тем живое существо участвует в бесконечности, а значит, содержит в себе нечто бесконечное.
Наша душа как бы в зародыше обнаруживает гармонию отношения, которую при полном развитии невозможно обозреть. Все живые вещи имеют свое отношение к себе, и если наше впечатление охватывает их совершенное существование, то мы считаем его истинным. Это и есть его эпистемический сертификат. Реализация соответствия гармонии внутренних отношений самости с бесконечностью совершенного существования требует эпистемологии, выходящей за пределы методологии психологизма.
Реалии человеческого универсума. Людвиг Витгенштейн: определение «прафеномена» самости
Если прав великий Гёте, и индивид несет в себе бесконечность, то истина самости зависит от способности выразить эту реальность в жизненном пути. Индивид «ухватывает» какую-то часть бесконечности и принимает ее за полную истину жизни. В конце пути жизни он обнаруживает, что «истина» оборачивается либо ошибкой, либо пустотой.
Каким образом конечный индивид в своей жизни может выразить бесконечность? Философия исторически стремилась дать вразумительный ответ на этот фундаментальный вопрос.
Философские традиции трансцендентализма и материализма теоретически позиционируют человека как микроскопический элемент духовных или материальных универсалий. Человек обретает свою подлинную сущность, сливаясь с бесконечностью. Но это – внешняя по отношению к нему бесконечность, в которой он, обретая, теряет себя, свою специфическую индивидуальность. В отношениях с бесконечностью человек оказывается перед неопределенностью собственного самоопределения. В чем должна состоять истина самоопределения, если она может быть найдена в бесконечных отношениях с идеальным или материальным универсумом? Как представляется, самость индивида становится невозможной: самость относится к бесконечным метаморфозам либо идеальной сущности как души, либо совокупности материальных субстанций, из которых состоит человек и которые распадаются и каким-то образом соединяются в других живых индивидуальностях. Значит, бесконечность самости может быть выражена в какой-то иной реальности или она не может быть выражена вообще.
Самость – это очевидная реальность. Но чтобы зафиксировать ее определимость, нужно ответить на вопрос: из чего возникает самость, из чего она состоит? И это будет попыткой дать научное определение. Если наука отвечает на вопрос, что такое вода, то она не указывает пальцем на воду в озере или ручье, считая вопрос исчерпанным. Она открывает химический состав воды и объясняет, что вода состоит из соединения двух атомов водорода и одного атома кислорода.
После этого определяются возможности или невозможности реакций воды с другими химическими элементами. Вода рассматривается как растворитель, как компонент различных лечебных средств в медицине, как средство орошения полей в агрокультуре и т. д. Многообразные модусы субстанции воды – это ее подлинность.
Иными словами, de Re воды как подлинность, раскрывающаяся в ее многообразных взаимодействиях, обнаруживает себя в виде следствия ее «субстанции», соединяющей водород и кислород. Какова же «субстанция» самости (self)? Дьюи видел эту «субстанцию» в единстве транстемпоральных и многоуровневых внутренних связей в структуре самости, возникающих на основе памяти и действующих в соответствии с эгоцентрическим индексом. Эгоцентрический индекс – это субъективность истины, обращенная в мир и подчиняющая мир себе. Это подчинение – конечная цель, совпадающая с успехом. Самость воспринимается самим индивидом как некая очевидность собственной свободы. Я непосредственным образом испытываю реальность своей свободы. Свобода воспринимается как бесконечность в том случае, если она совпадает с пустотой, в которой отсутствует определенность направленности и качества образа жизни. Пустота в этом смысле есть все и ничто.