Гуманная мизантропия
Шрифт:
По ницшевской классификации я, разумеется, декадент.
Как и сам Фридрих Вильгельм Ницше.
А с какой еще жизни — тянет на философию? Белокурая бестия живет так, что не испытывает потребности в рефлексии, ибо у нее ничто не болит. А не болит, потому что она — погружена в изначально благоприятную окружающую среду. И вершит там подвиги за здорово живешь.
А вот погрузи ее сюда… Есть подозрение, что это чудо загнулось бы. С десятой доли тех проблем, что выдерживает сейчас декадент —
Ибо в некоем смысле «бестия» — совершенный ребенок и невинный дурак.
«Меня, Саш, лень спасла от многих плохих вещей», — говорит Михаил Успенский. Например, от работе на НТВ с Шендеровичем, что, мнению Успенского, вполне себе плохая вещь.
Меня тоже спасало черт знает что. И лень тоже. Особенно же — трусость. Я смелею с годами, раньше-то было — совсем труба… Вот уже осмелел — признался.
Но если бы мне тогда и смелости — бр-р-р. Наворотил бы. Лишнего и ненужного. Все-таки, чего бы не писал Ницще, дикое животноедолжно делать больным— если это единственный способ… Или самый экономичный. Нули все-таки больше отрицательных чисел, чего бы ни говорила народная арифметика.
Ницше бы сказал: сие точка зрения инквизитора и жреца, или их паствы. В общем, да. Любители поболеть за цивилизацию— не самое сладкое, что в ней было. Но ведь и не самое худшее?
Как научиться и воспитаться — если нигде не учат и тем более не воспитывают? В таком случае: жизнь научит. Формула саморазвития: пытаться делать карьеру изо всех сил, однако ж не предавая себя.
Мне скажут — так не бывает. Ясно дело, так не бывает. Это взаимоисключающие требования. Это жуткое напряжение и натяжение в антагонизме. Тут — Сцилла и Харибда. Сорвешься обязательно. Рано или поздно ощутишь себя либо лузером, либо блядью. Либо и первым и вторым сразу.
Так начальная задача и не в том, чтобы сделать карьеру. Или остаться чистым. Реальная задача тут скорее когнитивного плана. Как вести себя так — чтобы что-то узнать? Ибо вопрос знания прежде всего вопрос места, в котором тебе можно знать.
Гедонисткак более высокий тип, нежели карьерист: он не путает цель и средство. А стоик— более высокий тип, нежели гедонист. Дело не в морали, скорее в логике. Он просто более эффективно решает чисто гедонистические задачи, допустим, убавления страдания. Впадая в язык эдаких диалектических описаний, можно сказать, что гедонист — это снятый карьерист, и стоик — снятый гедонист. Где-то поблизости с понятием «снятие» будет «просветление». Карьерист просветился, и пошел налил вискаря — вместо 15-часовой работы. Гедонист просветился, подвинул вискарь — и начал служение с отречением. И торкает оно посильнее, и, главное, плющит поменьше.
Знакомый ролевик говорит: «Не могу в этом мире. Хожу по улицам, смотрю на все — не могу. Где я, и где, например, какой-нибудь Дельвиг? А вот когда я лейтенант орков — это еще не Дельвиг, но уже ближе».
Одному другу, круто страдавшему несчастной любовью — в каком-то ее непорочно-классическом варианте — говорю: «Вот ты цитируешь фильм „Обыкновенное чудо“, прямо цитатами… Лучше бы ты порнуху смотрел. Куда меньше развращает». — «В смысле развращает?» — «Приносит несчастье» — «А?» — «Это импринт чувства, которое может быть только несчастным».
Замечу, что к другим фильмам Марка Захарова совершенно нежное у меня отношение. А вот «Обыкновенное чудо» я бы цензурой не пропустил… Нельзя такое — доверчивым советским детям…
И еще бы запрещал — все саги о героических похождениях алкашей, все эти «Особенности национального бухалова». Все совсем по-другому, и это тот вид иллюзии, который плохой. Байки об алкогольной удали с завязкой на идентичность — худшее, чем можно угостить русского… «Бухалово как русский бренд» — спаси и помилуй.
Я знаю. На среднесрочной дистанции — недельный загул — я перепивал среднего пьяницу. Срубался на десятой-пятнадцатой бутылке водки… И это, по большому счету, было печально.
Еще это бывает смертельно. Не столько даже токсикоз, сколько сопричастные обстоятельства, и трава предпочтительнее хотя бы тем, что меньше располагает к компании.
И не надо про это пафосных комедий.
«Пропаганда секса и насилия» — куда более безопасная штука. Порно и боевики слабее западают нам в экзистенцию, и мало соотносятся с летальной статистикой.
— Хуя?!
— Да ни хуя!
— Ни хуя, епт, ни хуя…
— Ни хуя, бля…
— Да хуя, епт?!
Вполне себе содержательный диалог. Если слышать, как именно интонируют, все понятно. Вариации смысла разные, например:
— Да что же ты делаешь и зачем, ответь пожалуйста?
— Ничего я такого не делаю, что вызывает столь гневное вопрошание…
— И он еще смеет мне говорить, что это ничего не значит.
— Ну вы, право слово, даете… Не знаю, что и сказать… Может, отвяжетесь?
— Да сколько ты будешь прикидываться, что ничего такого не произошло? Ведь сам все прекрасно знаешь! И, более того, знаешь, что я это тоже знаю! И не стыдно дурака-то валять?
Вообще — масса вариантов.
И все тонко интонируются.
Еще говорят, что русский народ не может выражаться экономично. Приводят в пример каких-то американцев, обкорнавших себе английский язык.
Для сексуального маньяка нет Другого (в том смысле, как разумеет его традиция, пишущая именно так). Нет, делезовски говоря, даваемой тебе «структуры поля восприятия», делающей мир возможным к проживанию, срезающей в нем резкие углы, населяющей оттенками… Нет «сексуального партнера», как его понимает минимальная человечность — а чего есть? Расширенная и жесткая мастурбация с привлечением подручного материала. Вот где апофеоз того, что человек средство.
Замечу три обстоятельства:
а). эпоха все менее склонна трактовать человека целью,