Гуманная пуля
Шрифт:
А для тех, кто жалуется на эпоху, стоит уточнить: время, когда вы- сказывал эти мысли Константин Эдуардович Циолковский, было для таких пророчеств совсем уж "мало оборудовано": шел 1932 год, после сталин- ской коллективизации русские и украинские деревни вымирали от голода.
Мы цитировали его монолог по записи, сделанной его младшим другом, выдающимся ученым Александром Чижевским, и прервали там, где, как нам кажется, научные предвидения Пророка Космоса переходят в поэтические видения.
Не станем обсуждать детали этих видений, которые вызывают у нас сомнения ("лучевое состояние", исчезновение желаний, сменяющие друг друга эры в десятки и сотни миллиардов лет каждая и т.д.). Не наше дело спорить с гением. Мы только позволим себе подтвердить его вели- ким авторитетом то, что нам представляется несомненным, то, что неза- висимо от Циолковского, хотя и не с такой страстью и образностью, вы- сказывали многие мыслители: процесс познания обусловлен фундаменталь- ными свойствами самой материи, которая стремится к зарождению жизни и через нее - к самопознанию.
Отсюда следует, что научно-технический прогресс направляется ин- стинктом развития, заложенным в генетический код организма-человече- ства. И конечной двуединой, а в сущности, единой Ц е л ь ю этого процесса является достижение человеком бессмертия и власти над со- здавшей его материей, то есть - космосом. Именно туда, в сторону бес- смертия (назовем его технологическим бессмертием) и в сторону космоса направлен полет нашей гуманной пули.
(Кстати, Циолковский отлично видел опасные свойства этой пули. Вот что он говорил в том же 1932 году, когда еще и Резерфорд не верил в практическое применение атомной энергии: "Ну, представьте себе, что мы бы вдруг научились вещество полностью превращать в энергию, то есть воплотили бы преждевременно формулу Эйнштейна в действитель- ность. Ну тогда - пиши пропало, не сносить людям головы. Земля пре- вратилась бы в ад кромешный: уж люди показали бы свою голубиную умо- настроенность. Человечество было бы уничтожено!… А с другой стороны, если наложить запрет на эту область физики, то надо затормозить и ра- кету, ибо ей-то необходимо атомное горючее. А затормозить ракету - это значит прекратить изучение космоса… Одно цепляется за другое. По-видимому, прогресс невозможен без риска! Но тут человечество во- истину рискует всем".)
Не будем сейчас задаваться вопросом: а достижима ли Ц е л ь? Не станем пока обсуждать и то, чем обернется хотя бы начальное приближе- ние к Ц е л и, не явится ли вместо источника "блаженства" причиной новых и невиданных потрясений. Главное - понять, что, независимо от нашего согласия или несогласия, наших разнонаправленных стремлений, желаний, убеждений, траектория гуманной пули такова, какова она есть, и никакой иной быть не может.
Любые вихри и взрывы, - порожденные ею самой, - способны лишь не- много замедлить полет гуманной пули, но не отклонить ее в сторону. Пока эти взрывы не достигли степени всеобщего уничтожения, острие ле- тящей пули неизменно будет направлено к бессмертию человека, к пре- вращению человеческого разума в космическую силу, к слиянию Человека и Вселенной.
В свете этой устремленности можно по-иному взглянуть на прошлое цивилизации, на подвижников и мучеников науки. В наши дни, когда ут- робное начало торжествует, большинство людей, даже отвергая марксизм, полностью согласно с его формулами: "бытие определяет сознание" и "движущей силой научно-технического прогресса является общественная потребность". Но, например, астрономическая система Птолемея, создан- ная в начале нашей эры, - неподвижная Земля в центре Вселенной, Солн- це, кружащееся вокруг нее, эпициклы планет, - давала такую точность в определении положения светил на небосклоне, что по Птолемею исчисляли навигационные таблицы до самого конца XIX века. Его система полностью удовлетворяла "общественные", то бишь, экономические потребности. То- гда ради чего трудились и мучались Коперник, Кеплер, Бруно, Галилей? Для экономики и бытия Коперник должен был бы явиться только в начале ХХ столетия. Тогда, когда явился уже Эйнштейн.
Так почему же сознание гениев не только не определяется бытием, но - напротив - нематериальная и с т и н а для них оказывается до- роже ценностей реальной жизни? "Что есть истина?" (Еще один вечный вопрос. Как гласит евангельская легенда, задав его Иисусу, Пилат не стал и дожидаться ответа, сразу вышел.)
Приближение к ответу заключается в словах, часто повторяемых, но обычно понимаемых поверхностно: "Таланты попадают в цели, в которые никто не может попасть, а гении - в цели, которых никто еще не ви- дит". И мы имеем полное право предположить, что в гениях и мучениках науки, в их сознании, характерах, в их устремленности к научной исти- не, с наибольшей силой проявился инстинкт живой материи, устремленной к бессмертию и распространению в космосе.
То же относится и к подвигам нравственности. Человеколюбие, добро- та, бескорыстное подвижничество вызывают насмешки потому, что в со- временном мире они выглядят такими же преждевременными, как в конце XVI века учение Бруно о том, что звезды - далекие солнца и обитаемых миров множество. Но и в том, и в другом случае, преждевременность - кажущаяся. Великих гуманистов - Федора Гааза, Альберта Швейцера, дру- гих знаменитых и безвестных праведников, в конечном счете, вел тот же великий инстинкт. С моралью эгоизма и личной выгоды человечество не только не выживет в условиях бессмертия людей, но неминуемо погибнет на критическом переходе к бессмертному состоянию. Впрочем, это самая трудная тема нашей книги, и о ней мы попытаемся поразмыслить в заклю- чительной главе.
Наука и фашизм
Научно-технический прогресс, разумеется, не признает ни государ- ственных границ, ни национальных и религиозных различий. Однако уже к началу ХХ века наука оказалась в теснейшей связи с конкретным соци- ально-экономическим и политическим устройством общества. С одной сто- роны, необычайно возросло влияние науки на экономику и военную мощь. С другой - неимоверно увеличились масштабы и стоимость разработок. Все это потребовало финансовых затрат и организационных усилий уже не только со стороны заинтересованных предпринимателей, но и напрямую от государства. Огромное влияние на процесс научно-технического твор- чества начали оказывать моральный климат, государственная идеология, политические цели правящих кругов. Зачастую это влияние становится решающим.
Рассмотрим, какие возможности и перспективы создают для науки раз- личные формы общественного строя. Начнем с самой неблагоприятной (но, увы, актуальной) - с фашизма.
В конце 80-х - начале 90-х годов, когда открытая фашистская пропа- ганда у нас еще казалась в диковинку, любопытно было почитывать ко- ричневые журнальчики. Противно, но любопытно: а что е щ е они могут придумать, как попытаются переврать очевидное? Отвадила от такого чтения даже не брезгливость, а скука: всё одно и то же, бесконечное перемалывание нескольких безумных и провокационных идей. (Провокация и безумие, особенно у нас в России, смешиваются в любых пропорциях и неразделимо, как вода со спиртом.)
Полемизировать с фашистскими идеологами, вне зависимости от того, искренние ли они сумасшедшие и платные провокаторы, либо, напротив, платные сумасшедшие и искренние провокаторы, - занятие бессмысленное. Упоминание о них в книге, посвященной судьбам науки, было бы и вовсе неуместным. Если бы не ряд обстоятельств.
Начнем с того, что даже при минимальном знакомстве с нынешней фа- шистской публицистикой, - только по тем фрагментам, которые цитируют в демократических изданиях, - нельзя не обратить внимания на занятный факт: фашисты пытаются выступать в роли защитников и радетелей науч- но-технического прогресса. Стеная по поводу нынешнего развала ("Загу- били русскую военную промышленность, русскую науку, русский кос- мос!"), они утверждают, что только их победа обеспечит возрождение научно-технической мощи страны.