Гуманная пуля
Шрифт:
Главный администратор "Проекта Манхэттен" генерал Гровс, сам представитель военно-бюрократической машины, понимал, как тяжело со- гласуются действия этой машины с научным творчеством, и наставлял своих подчиненных: "Мы здесь собрали самую большую в мире коллекцию битых горшков (т.е.
– чокнутых, так генерал аттестовал ученых), по- старайтесь относиться к ним с пониманием!"
И при всем сознании своей ответственности, при всех неизбежных ограничениях секретности, занятые в "Проекте" физики не переставали чувствовать себя прежде всего свободными людьми. Известна история о том, как дурачился молодой Фейнман, разгадывая код цифровых замков на сейфах, запертых службой
Совершенно иное впечатление производит атомный проект нацистской Германии. Единой организации не было. Существовали, по меньшей мере, две основные группы физиков, которые не просто конкурировали, но пря- мо враждовали между собой, ведя ожесточенную борьбу за необходимые для создания атомного реактора материалы. А постоянные реорганизации - любимое занятие бюрократических режимов - только усиливали хаос. (Генерал Гровс в своих мемуарах иронически замечает: "Казалось, во- просам организации немцы уделяли намного больше внимания, чем решению самой проблемы".)
Немецкие ученые жили в атмосфере страха и взаимного недоверия. Главным стремлением было уберечь себя от возможных провокаций, так как в каждом институте среди сотрудников находились тайные агенты и осведомители.
Даже в условиях военного времени, когда невероятно дорог каждый час, немецкие физики собирались на конференции и совещания специально для того, чтобы найти хоть какую-то возможность пользоваться новейши- ми фундаментальными теориями, в создании которых видная роль принад- лежала физикам-евреям. То есть, сделать так, чтобы с одной стороны, конечно, пользоваться, а с другой - как бы отвергать, поскольку тео- рии эти были официально объявлены "враждебными духу арийской науки" и еще, почему-то, "упадническими". Более бредовое занятие трудно себе вообразить.
Неудивительно, что в таких условиях немецкие ученые просто боялись требовать больших средств, не желая брать на себя ответственность. Доходило до того, что даже профессор Эзау, назначенный Герингом на пост главы всего атомного проекта с заданием хоть как-то скоординиро- вать разрозненные работы, осторожно отговаривал тех физиков, которые хотели привлечь к атомной бомбе внимание высших нацистских властей. И Эзау, и некоторые другие руководители научных коллективов больше все- го страшились именно перспективы получить конкретный приказ об изго- товлении бомбы в конкретные сроки. Ни о каком саботаже при этом у них, естественно, и мысли не было. Просто они очень хорошо знали, что их ожидает в случае неудачи.
Совершенно прав советский ученый В.С.Емельянов, когда говорит о провале немецкого атомного проекта: "Сама государственная система, созданная Гитлером, была помехой в решении таких задач, где требуется мобилизация всех сил страны - и материальных, и д у х о в н ы х".
И, объективности ради, говоря о немецкой науке в эпоху нацизма, следует упомянуть самое крупное, пожалуй, ее "достижение" в области, так сказать, немеханической: накануне войны в Германии впервые в мире были синтезированы отравляющие вещества нервно-паралитического дейст- вия на основе фосфороорганических соединений.
Ничего удивительного. Мощная химическая промышленность тоже доста- лась нацистам от прежней Германии. Талантливых химиков, готовых слу- жить режиму, оказалось еще больше, чем физиков. Вот они, со своими талантами, что могли в условиях рейха, то и сотворили. Благо, задача была куда проще атомной проблемы.
То есть, по справедливости, надо уточнить: первооткрыватель боевой фосфороорганики Шрадер трудился в концерне "И.Г. Фарбениндустри" над получением инсектицидов - средств для уничтожения насекомых-вредите- лей. Но как только в 1937 году он обнаружил, что одно из полученных им соединений обладает невероятной токсичностью для теплокровных и человека, об этом немедленно было доложено военному руководству. Пер- вое нервно-паралитическое ОВ получило условное название "табун". Впо- следствии в Германии был создан еще более эффективный (ныне весьма популярный) зарин.
В одном из публичных выступлений Гитлер похвалился, что имеет "газ, одного килограмма которого достаточно, чтобы отравить все насе- ление Москвы". Подразумевалось, что это страшное оружие не применяет- ся только по причине свойственной фюреру гуманности.
Правда, табун, - а Гитлер имел в виду именно его, - при обычных условиях не газ, а жидкость (как и зарин). И хотя при прямом введении в организм смертельная доза этого яда составляет несколько миллиграм- мов, то есть теоретически одного килограмма достаточно, чтобы убить 200 - 250 тысяч человек, для создания смертоносной концентрации на площади только центральной части Москвы понадобились бы десятки тонн табуна.
Но в общем, это был тот редкий (если не единственный) случай, ко- гда бахвальство Гитлера имело основания. В его распоряжении действи- тельно находилось отравляющее вещество невиданной силы. В реальных условиях, при воздействии через органы дыхания, смертельная доза па- ров табуна примерно в 4 раза меньше, чем у иприта, и в 8 раз меньше, чем у фосгена, - сильнейших ОВ Первой Мировой войны. А зарин эффек- тивнее еще в 4-5 раз.
Особое коварство новых ядов заключается в том, что они не имеют ни цвета, ни запаха, их поражающее действие является внезапным. Оказав- шийся в отравленной зоне человек незаметно для себя за несколько ми- нут, а то и за несколько вдохов, может получить смертельную дозу.
И за количеством дело бы не стало: до конца войны один только се- кретный завод в Дихерифурте изготовил около 12 тысяч тонн табуна. Им были наполнены сотни тысяч снарядов и авиабомб, которые хранились на складах. Осваивалось и производство зарина. Американский генерал хи- мической службы Дж. Ротшильд пишет, что массовое применение немцами табуна, например при высадке союзников в Нормандии в 1944 г., несом- ненно, отбросило бы союзные войска обратно за Ла-Манш.
И если этого не случилось, то отнюдь не вследствие нацистской гу- манности. Гитлеровцев удержало то единственное, что только и может удержать убийц: страх перед возмездием. Неотвратимым, немедленным и жестоким.
Уничтожая миллионы людей в концлагерях и на оккупированных землях, фашисты предпочитали не задумываться о возможной расплате. Но с хими- ческим оружием размышлений было не миновать. Союзники - СССР, США, Великобритания - не раз предупреждали, что на первое же применение Германией отравляющих веществ ответят массированными химическими уда- рами по ее собственной территории.
Так, президент Рузвельт в специальном выступлении по радио 5 июня 1942 года заявил: применение Германией или Японией ОВ против любой из стран-союзниц будет рассматриваться, как начало химической войны про- тив Соединенных Штатов. В условиях, когда уже методически, из ночи в ночь, армады английских и американских тяжелых бомбардировщиков раз- рушали немецкие города, а химическая промышленность США по своим мощ- ностям (не говоря об источниках сырья) намного превосходила герман- скую, такие предупреждения звучали отрезвляюще даже для нацистской клики. Во всяком случае, на понятном для нее языке.