Гуманоиды

Уильямсон Джек

Форестер безучастно отвернулся от хранящей эхо шагов темноты. Ему оставалось только примириться с поражением. Послушно хромая в сторону ванны, он кивнул в сторону удалившихся пленников и апатично поинтересовался:

— Как вам удалось захватить их?

Машина охотно ответила:

— С помощью Джейн Картер. Они прятались от нас в глубокой пещере, не имеющей входа снаружи. Мы смогли добраться до них, используя мозг девочки, и захватили их психофизическими импульсами, производимыми тестируемыми секциями новой системы. Мы контролировали их собственные психофизические способности, чтобы привести их сюда.

Споткнувшись на больную ногу, Форестер был вынужден позволить гуманоиду поддержать себя. Послышался мелодичный голос машины:

— Идемте, и позвольте мне помочь вам. Ваша секция системы скоро будет подключена, и мы сможем восстановить ваши физические способности.

Доктор покорно поплелся, опираясь на андроида, и позволил ему уложить себя в постель. Лежа на узком диване, он старался не обращать внимания на поблескивающие решетки над головой и не думать о поражении. Форестер торжественно закрыл глаза и попытался решить головоломку.

Он все еще оставался ученым, и мозг его не привык бездействовать. Старая привычка развивать абстрактное мышление все еще жила в нем, несмотря на то что все средства борьбы были исчерпаны. Воспаленный мозг физика вновь обратился к проблеме соединения противоречащих друг другу фактов в единую систему — модель конечной истины.

Проект «Молния» не оставлял ему ни времени, ни сил развивать теоретические аспекты открытой им родомагнетики. Теперь же, отчаявшись сделать что-либо реальное для своего спасения, доктор принялся решать отвлеченные задачи, которые он так долго откладывал.

Гуманоиды все еще не покорили сферу чистого мышления и не смогли закрыть ее для человека. Лежа на диване, Форестер снова поставил перед собой старейший вопрос науки: поиск первопричины всех вещей и закона, систематизирующего их бесчисленные проявления. Проблему первичной материи и философского камня.

Теория электромагнетизма со всеми ее внушительными достижениями в области разрушения и перестройки атомов, извлечения их энергии все-таки никогда в достаточной мере не затрагивала и не объясняла реальную атомную архитектуру. По-настоящему могущественная традиционная физика никогда всерьез не занималась внутриатомными взаимодействиями — тем самым невероятным «нечто», не имевшим электромагнитной природы, что каким-то образом сдерживало бешеную силу взаимного отталкивания субатомных частиц.

Когда Форестер однажды задумался об этом раньше, ему открылась та самая новая энергия, явившаяся вместе со светом сверхновой. Если пространство и время действительно были электромагнитными параметрами, как предполагала его новая наука, то квантовая природа всей электромагнитной энергии должна быть заложена в самой структуре пространства и времени. То есть существовали нижние пределы действия таких электромагнитных сил, как взаимное отталкивание однополюсных частиц ядра атома. Таким образом, известные человеку силы, с их ограниченными скоростями распространения, имели пространственно-временные пределы и должны были исчезать после достижения определенных сверхмалых величин. Проще говоря, где-то на субатомном уровне время и даже расстояние исчезают.

В результате отпадала необходимость в каких бы то ни было связующих силах — почти. Форестеру показалось, что он нашел нужный остаток, функцию константы, представленной его числом «ро». Родомагнитные силы, существующие, в отличие от электромагнитных, независимо от пространства и времени, не ограничены пределами электромагнитного кванта. Не измеримые ни временем, ни пространством, они все же действовали внутри атома, даже на тех бесконечно малых расстояниях, где пространство и время превращались в ничто, все иные силы исчезали, а движение теряло смысл. Безусловно, именно такие силы объясняли многие парадоксы внутриатомных взаимодействий, обеспечивая соединение отдельных частичек пространства и времени в одну бесконечную вселенную. Спектр сверхновой показал Форестеру сущность родомагнитного компонента в действии, ибо он был существенным для баланса противостоящих друг другу сил — как в атомах, так и в звездах.

Выведенная им константа «ро» была тем мостиком, с помощью которого он надеялся соединить обе системы энергий — электромагнетику и родомагнетику, она должна была выражать основу их взаимоотношений. Доктор Форестер использовал эту константу в уравнении, которое, как ему казалось, могло объединить обе науки — пока юный Айронсмит с потрясающей небрежностью и доброжелательностью не доказал, что первичная материя оказалась всего лишь очередной иллюзией.

Родомагнетика, подобно своей предшественнице, также потерпела крах. Форестер чувствовал себя человеком, который пытается ночью осветить футбольное поле с помощью спички. Он взрывал вещество с помощью новых отрывочных знаний, подобно тому, как человек с еще меньшими знаниями расщепил атом. Однако обеих наук было недостаточно, чтобы объяснить, почему все атомы не расщепляются сразу, а вещество не превращается в энергию само по себе.

Стабильные атомы по-прежнему существовали и подтверждали наличие некоего третьего компонента, предохраняющего материю от спонтанного расщепления и превращения в свободную энергию под воздействием разрушительных сил двух известных Форестеру компонентов. Но число «ро» подвело его. Неизвестная сила отказывалась подчиняться установленным законам других наук и по-прежнему не желала раскрывать доктору своей природы. Если только не предположить, что…

Форестер задержал дыхание, вспомнив, что в периодической системе элементов оставалась еще одна, третья триада, состоящая из трех драгоценных тяжелых металлов — платины, осмия и иридия. Те же самые элементы, которые гуманоиды использовали для строительства новой системы! Не могла ли эта группа металлов оказаться ключом, способным открыть еще неизвестный вид энергии?

Впрочем, подобная воодушевляющая мысль посещала его давным-давно — еще в Стармонте, в ту ужасную ночь, когда он впервые получил устрашающие данные о возможностях родиевой триады. Но тогда доктор рассматривал ее всего лишь как чисто теоретическую возможность. Тогда она была от него столь же далека, как электромагнитная физика от древнего варвара, впервые увидевшего стрелку компаса, указывающую на север. Проект «Молния» не оставлял Форестеру свободного времени на отвлеченные размышления. Теперь же то короткое время, которое у него еще имелось, как нельзя лучше подходило для подобных раздумий. Мысль, вызванная появлением у гуманоидов новых платиновых реле, наконец-то начала оформляться в подобие концепции. Оставалось только ждать, пока мозг обработает полученную информацию и окончательно сформулирует идею.

Вдохновленный этой мыслью, Форестер ощущал радостное возбуждение и старался лежать спокойно, чтобы не выдать своего состояния андроиду. Опасаясь взглянуть на машину или даже изменить ритм дыхания, доктор пытался проанализировать и в деталях представить себе возможности, которые открывала новая захватывающая концепция — рождающаяся в нетронутой пока лаборатории собственного мозга. Тяжелые элементы платиновой триады, несомненно, являлись логическим ключом к неведомому компоненту. Совершенно очевидно, что наиболее мощные разрушительные электромагнитные и родомагнитные силы в наиболее тяжелых атомах нуждались в гораздо большем количестве стабилизирующей энергии. Лишь крушение связующего компонента в самых тяжелых атомах допускало расщепление таких элементов, как уран.