Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
— Судьбу всех, кто цепляется за перевал, Расим-паша, Аллах вверяет твоим аскерам.
Вечером с предгорий потянуло холодом, и командир Балканского отряда генерал-адъютант Радецкий велел затопить печь.
Тепло быстро расползалось по комнатам, и Федор Федорович даже приоткрыл дверь.
Сгущались сумерки, и Радецкий распорядился зажечь свечи. В комнате запахло топленым воском.
Денщик принес генералу ужин: болгарский сыр, масло, чай.
Радецкий не любил плотный ужин.
К крыльцу дома подъехали, и Федор Федорович удивился позднему гостю. Но вскоре по голосу определил — Гурко.
Федор Федорович встретил генерала у двери, пригласил к столу.
Беседу вели за ужином.
Радецкого Гурко ничем не удивил, он знал нужды защитников перевала, ему было известно и то, что Сулейман-паша уже начал штурмовать Шипку, но Гурко так и не сумел его переубедить: Сулейман-паша коварен и, по мнению Радецкого, может кинуть таборы и в другом месте.
У Радецкого Иосиф Владимирович не задержался, и они расстались каждый со своим мнением. Одно пообещал Радецкий послать на перевал обоз с продовольствием. Федор Федорович думал, что армия Сулейман-паши не уступает Балканскому отряду, а турецкий главнокомандующий — опытный стратег, и не исключено, что Шипка — один из его маневров. Из этого и исходил, рассредоточивая Балканский отряд так, чтобы можно было бросить его на главном направлении наступления таборов Сулейман-паши.
Часть батальонов с генералом Святополк-Мирским на правом фланге прикрыли проходы от Ловчи к Тырново. Дерожинский стоит в Габрово. Столетов на Шипке. Ему и зачищать Шипкинский и Троянский перевалы.
— А у Кесарова отряд Осман-Пазарский. И его надо держать. Еще Борейта и Громан. Эти полковники прикрыли Загору, закрыли Хайнкиейский перевал…
И снова у Радецкого сомнения. Он теряется в них…
Куда все-таки направит главный удар Сулейман-паша? Гурко и Столетов уверяют — на Шипку, и что турецкая армия уже завязала сражение за перевал.
Ну, а вдруг это ложный маневр и армия Сулеймана перейдет в наступление на левом фланге?
А от Разграда двинется к Плевне Мехмет-Али-паша… На пути у него городок Бела, где Главная квартира императора.
От такой мысли у Федора Федоровича пот холодный на лбу проступил, и он перекрестился.
— Избави Бог!
Распечатав новую колоду карт, разложил пасьянс. Генерал любил побаловаться картишками. Поморщился. Никакой ясности.
Кликнул денщика, приказал снова подать чаю, да покруче, и с липовым цветом.
Федор Федорович был большой ценитель чая. Всяким заваркам предпочитал молодые побеги вишни, а липовый цвет, пахнувший медом, любил особо. От него приходили к генералу покой и душевное умиротворение. Мыслью возвращался к далекому детству, к бабушкиному поместью, где на пасеке гудели пчелы и пасечник, крепостной парень, рассказывал всякие смешные байки.
Денщик внес чай, поставил перед генералом. От крутого кипятка поднимался пахучий пар. Федор Федорович отхлебнул маленький глоток, блаженно прикрыл глаза. Думать стало легче.
Новое назначение — командовать. Балканским отрядом — Радецкий принял охотно. Ранее такой большой должности он не имел. Однако Радецкий видел и всю сложность, какую взял на себя. А тут еще просьбы генералов выслать резерв. Особенно Столетов настаивает, пять рот Орловского полка из Габрово требует.
Каково генералу Радецкому? У Столетова один перевал, а у Федора Федоровича — Балканы, и это при скудости резервов.
Не успел чай выпить, как заехал начальник разведки Дунайской армии полковник Артамонов. За обедом завязался откровенный разговор. Артамонов поделился с Радецким полученными сведениями от разведчиков-болгар. Их агентурные сообщения подтверждали данные Столетова: Сулейман-паша направил армию на Шипку, но опасность не снята и в районе Разграда, и Осман-Пазара.
— Наступление на Шипку, предполагаемое генералом Столетовым как главное, не явится ли вспомогательным, покажет время, — заявил Артамонов. — Тем паче есть сообщения, что Мехмет-Али-паша начал перестановку своих таборов.
— Именно этого я и опасаюсь, полковник. Полковник Лермонтов из Еленского отряда сообщил полковнику Борейте, что наткнулся на укрепленные позиции неприятеля, выбил его и по пути преследования встретил значительные турецкие силы…
— Надеюсь, вскорости все прояснится.
— Тогда мы сможем варьировать резервами, а пока повременим. Хотя генерал Столетов настойчив.
— Его можно понять, пока он принял на себя первый удар.
— А защитники перевала, полковник, оказались стойкими солдатами.
— В патриотизме, ваше превосходительство, и болгарам не откажешь. Мои лучшие разведчики — болгары.
— Николай Григорьевич рассказывал, жители Габрово и близлежащих сел снабжают защитников Шипки провиантом и водой.
— В русском солдате они справедливо видят своего освободителя. Ваше намерение в отношении Еленского отряда, если не секрет?
— Намерен утром двинуть к Елене 4-ю стрелковую бригаду, а генерала Драгомирова к Златарице.
— Но это же, ваше превосходительство, совсем противоположное Шипке направление?
— При всем моем уважении к генералу Столетову, полковник, я не окажу ему до поры серьезной помощи. Позиция у него выгодная, фланги неуязвимы. Ко всему прочему, повторяю, рассматриваю движение Сулейман-паши как демонстрацию.
Дорога тянулась вдоль узкого гребня гористого кряжа. Кряж начинался от Габрово и поднимался до наивысшей точки на Шипке — горы Святого Николая.
С кряжем вместе уходила через перевал и далее к югу, в Долину Роз, каменистая дорога. Сейчас ее прикрыли от рвущихся через Балканы турок солдаты-орловцы и брянцы, да и дружинники генерала Столетова.
По дороге от Габрово на Шипку, пренебрегая постоянным обстрелом, ставшим особенно опасным с момента, когда таборы Вессель-паши заняли Лысую гору, поднимались болгары с хурджумами, ведя в поводу осликов, груженых всякой провизией и перекинутыми через седелки флягами с водой. Радостно встречали их солдаты. А пришедшие болгары, увидев Столетова, с поклоном спросили, могут ли они не стыдиться за своих войников? И остались довольными словами российского генерала, отвечавшего им на чистом болгарском языке. Указывая на поклажу, сказали: