Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
Подошли офицеры.
— Задача, господа, не из легких. Ночная атака укреплений. Предвижу большие жертвы, но никаких сантиментов. Не о жизни солдат печемся, а о победе, и из сего исходите.
Скобелев кратко и четко нарисовал план предстоящей операции.
— Ваше превосходительство, стрелки распределены по ротам и по взводам, — доложили офицеры.
— Хорошо. Вам, господа, находиться в своих подразделениях, влиять на охотников своим примером. Как петух прокукарекает, так и атаке начало. Фланговым ударом нас поддержат кубанцы…
Еще и рассвет не начался,
Ворвались в траншеи, смешались. Зеленые горы огласились криками и лязгом стали, выстрелами и глухими ударами прикладов.
Все перекрывая, раздался голос Скобелева:
— Братцы, вперед, турок дрогнул, бежит!
— Генерала, генерала оберегайте!
А Скобелева и без того с начала атаки опекали стрелки.
Яростно отбиваясь, турки отходили к вершине гребня. В первой траншее бой медленно затихал. Верхняя встретила наступающих охотников превосходящими силами. Медленно пятясь, стрелки отошли, закрепились в первой траншее.
Скобелев вызвал резервы и, попросив полковника Мельницкого обстрелять верхний гребень из пушек, принялся ожидать донесения о потерях. Они оказались неутешительными. Ночной штурм первого кряжа Зеленых гор обошелся больше чем в сотню стрелков…
Михаил Дмитриевич отправился по траншее. Стреляли отовсюду. По верхней траншее ударили орудия.
— Что, братцы, горячее вышло дело?
— Да уж не холодное, ваше превосходительство. Со смертью играли.
— Боязно?
— А смерти, ваше превосходительство, разве что дурак не боится. В ином суть — ради чего на смерть готов.
— И то правда. Товарищам нашим, кто пал сегодня, слава вечная.
Возвратившись в отбитую у турок землянку, оборудованную под штаб, Скобелев принялся за донесение Тотлебену: «Согласно диспозиций первый кряж Зеленых гор взят… Подошедшие к утру резервы обеспечили наше положение на Зеленой горе… В пять часов утра неприятель вновь возобновил нападение, но был отбит ружейным огнем из траншей… Придвинул к Рыжей горе суздальцев и казанцев с артиллерией».
Прибыл начальник штаба окружения князь Имеретинский. Соскочив с седла, вбежал в землянку.
— Михаил Дмитриевич, поздравляю с успехом. Написал донесение Эдуарду Ивановичу, вручите, князь. И прошу разрешения на новый штурм!..
Получив уведомление Скобелева, Тотлебен велел, во избежание лишних потерь, второй кряж Зеленых гор не штурмовать, удержать первый…
Левое крыло отряда Скобелева прикрывал 2-й Кубанский конный полк. Подполковник Степан Яковлевич Кухаренко с нетерпением ждал приказа Скобелева. Накануне тот распорядился начать атаку только по его указанию…
Ночь была на исходе. От реки тянуло холодом, белел туман. На Зеленых горах, судя по стрельбе, бой был в самом разгаре. Казаки изготовились, сидели в седлах.
Кутаясь в бурку, Кухаренко прохаживался по сырой прижухлой траве, разминался. Туман над рекой напомнил Степану Яковлевичу екатеринодарские рассветы, полноводную и быструю Кубань, с ненасытным урчанием подмывающую крутые берега, старого отца, Якова Кухаренко, бывшего наказного атамана Кубанского казачьего войска, друга кобзаря Тараса Шевченко…
Подполковнику Кухаренко не довелось видеть великого поэта, но в молодости Степан часто слышал рассказы отца о Тарасе Григорьевиче, читал его стихи…
Возле Кухаренко осадил коня порученец Скобелева:
— Ваше высокоблагородие, батальоны охотников удерживают первые траншеи, Михаил Дмитриевич велел вам атаковать неприятеля!
Ловя ногой стремя, Кухаренко приказал:
— Трубите атаку!
Запели трубы, обнажили казаки сабли, и сотни рассыпались полукругом, вырвались из тумана, лавой понеслись на вражеские позиции. Дрожала земля под конскими копытами. Казаки выбили османов из траншей, догоняли, рубили зло, и только огонь с плевненских укреплений остановил конную атаку.
На другой день при встрече с Кухаренко Скобелев сказал:
— Спасибо кубанцам, Степан Яковлевич, добре помогли удержаться на Зеленых горах.
А в реляции генералу Тотлебену, отмечая заслуги казаков, написал: «… подполковник Кухаренко достоин чина полковника».
В штабе армии генералу Гурко передали письмо от баронессы Вревской. Скорее это было не письмо, короткая записка. Юлия Петровна уведомляла, что с лета находится в госпитале в селе Бела и работает сестрой милосердия. «Если вы, Иосиф Владимирович, каким-либо случаем будете в этих краях, проведайте меня… Найти наш военно-временный госпиталь совсем нетрудно, по кибиткам и мазанкам… Работой своей я довольна, потому как приношу облегчение раненым и больным солдатикам… Уважающая вас Юлия Вревская».
Иосиф Владимирович даже мысленно не мог представить себе этой красивой, пленительной женщины в костюме сестры милосердия среди грязи и крови, то, как она своими нежными, ухоженными руками облегчает боль и страдания человеческие…
Сейчас он видел ее, как наяву, как в тот день, когда покидал Петербург. Если бы сегодня он встретил ее, то сказал бы: Господи, как о многом поведал бы я вам, милая Юлия Петровна. Не ведаю, что это со мной, но вы для меня не просто баронесса Вревская, вы та Юлия, к кому, давно или нет, на это не могу ответить, неравнодушно мое сердце. Оно принадлежит вам… Прошу вас, берегите себя… Ради меня берегите…
Положив письмо в карман, Гурко решил, как представится возможность, непременно навестит эту замечательную женщину…
О встрече у Артамонова с болгарским разведчиком Гурко поведал Нагловскому.
Начальник штаба потер затылок:
— Новостей нам, Иосиф Владимирович, этот разведчик не открыл, про снега и ущелья, бездорожье и леса сами знаем. А трудности преодолевать российскому солдату привыкать ли? Но вот коли этот Димитр охотников в проводники сулит, благодарны будем.
— Правы, Дмитрий Степанович, поспешим с подготовкой. Убежден, население болгарское нам поможет.