Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
— Ваше превосходительство, у меня не пустые слова. За хребтом идет усиленная подготовка для оказания сопротивления Дунайской армии, Сулейман-паша собрал достаточные силы и сломить его будущей весной будет довольно трудно. Тем паче мы встретим в районе Софии довольно укрепленный район.
— Я с вами согласен, турецкое командование усилит оборону и укрепит Софию. Но зимний переход через горный хребет?
— Да, ваше превосходительство, задача не из легких, но убежден: она русской армии по плечу.
— Вот что, Иосиф Владимирович, изложите мне все это письменно, а я передам государю. Не скрою, план дерзкий, но, если он будет принят, претворять его в жизнь придется вам.
— Почту за честь, ваше превосходительство.
В Порадим, Главную императорскую квартиру, вернулся канцлер Горчаков.
Изрядно уставший в дороге, российский министр иностранных дел выглядел болезненно. Придворный доктор прописал канцлеру спиртовую настойку валерианы.
— Сие зелье, — заявил он авторитетно, — наилучшее средство по снятию нервных расстройств. Индийцы настаивают корень сего растения на кипятке и пьют вместо чая. Успокаивает.
— Однако, милостивый государь, Я не индус…
Проведать больного явился Милютин. Александр Михайлович сидел в кресле, укутав ноги пледом и что-то писал. Военного министра встретил приветливо.
— Рад, рад вас видеть, любезный Дмитрий Алексеевич.
— Как вы себя чувствуете, князь?
— Общее недомогание, однако сегодня лучше.
— Что говорят в Санкт-Петербурге о действиях Дунайской армии, ваше сиятельство?
— В столице много говорят о российской интеллигенции, но газеты пока еще мало пишут о подвигах солдат и офицеров. Даже «Русский инвалид» все сводит к сухой информации.
— Государь почитатель этой газеты.
— По дипломатическим каналам стало известно: турецкие торговые представительства вели в Германии переговоры с крупповской фирмой на поставку новой партии стальных пушек. И небезуспешно. Королева Виктория, выступая в палате лордов, потрясала кулаками в адрес России.
— Толстуха, помыкающая мужем, пытается запугать и нас, — иронически заметил Милютин.
— Так-то так, да лучше худой мир, чем свара. Уж слишком турки надеются на британский флот. А что, милостивый Дмитрий Алексеевич, скоро ли Дунайская армия перейдет в наступление? Главнокомандующий Кавказской армией великий князь Михаил Николаевич не очень-то нас радует боевыми делами. Разве что генерал Тергукасов.
— На Балканах все теперь будет зависеть от Эдуарда Ивановича, князь. Как только падет Плевна, так и начнем широкое наступление.
— Дай-то Бог.
— Государь велел отозвать с Кавказского театра военных действий генерала Обручева. Мне кажется, император теперь понял: будь главнокомандующим Дунайской армии не великий князь Николай Николаевич и начальником штаба не Непокойчицкий, а генералы Тотлебен и Обручев, мы бы не имели конфузов, подобных плевненским огорчениям и отступлению из Забалканья.
— Уж куда как ни прискорбно. Не желаете ли дипломатический анекдотец из салона княгини В.? Английский посол в Берлине Одо Рассель повстречался на охоте с Бисмарком. Тот и спрашивает: «Верно ли, будто бывший посол в Стамбуле Элиот обратился к турецкому султану с предложением, не желает ли тот принять английское подданство? — Простите, господин канцлер, — прервал Бисмарка Одо Рассель. — Вы не точны. Сей случай вышел не с бывшим послом Элиотом, а с нынешним, Лайардом. И обращался он не к бывшему султану, а к нынешнему Абдул-Хамиду…» — Горчаков пожевал тонкими губами. — Да-с, вот до каких курьезов доводит зависимость в политике. — Помолчал, потом снова заговорил. — В Санкт-Петербурге не все благополучно. Неспокойно в рабочих кварталах. В охранном отделении озабочены деятельностью антиправительственных организаций «Земля и воля» и «Народная воля». Последняя особенно активизировалась. Просачиваются слухи о группах боевиков.
— Светлейший князь Александр Михайлович, пусть сии заботы старят шефа жандармов, а у нас и без того дел предостаточно.
— Согласен, Дмитрий Алексеевич, вам, военным, турка одолеть, а нам, дипломатам, удачно лавры поделить. Однако же устои государства покоятся и на внутреннем порядке.
Оставив часть корпуса у Горного Дубняка, Гурко с тридцатитысячным отрядом повернул к Радомирцу.
Ранние морозы сменились теплыми днями. Днем солнце выгревало, снег таял, и, казалось, наступил конец зиме. Но болгары посмеивались:
— Не хороните кожухи, еще сгодятся.
Разрабатывая план предстоявшей операции, Гурко не намеревался ограничиться занятием горных переходов. Он поставил задачу подавить все возможные узлы сопротивления, какие могут стать в будущем препятствием для перехода Балкан.
Дорога тянулась по Софийскому шоссе. Сначала ровная, но вскоре сделалась волнистой, переходила в возвышенности, с кручами и острыми гребнями.
По каменистому дну бегали ручьи и реки.
Полки двигались поротно, с песнями.
Отъехав в сторону, в окружении штабных офицеров, Гурко пропускал гвардейцев, приветствуя их:
— Здорово, измайловцы! Здорово, преображенцы! Егеря, не слышу запевалу!
И тут же из рядов егерей выскочил солдат, затянул голосисто:
Эй вы, солдатушки, Бравы ребятушки!..За егерями, отбивая шаг, приветствуя генерала, прошли гренадеры.
Выстукивали дробь барабаны. На конной тяге тащили орудия.
— Дмитрий Степанович, — сказал Гурко, — в Радомирице привал. Дождемся, когда все полки подтянутся, изготовятся. Предстоит сломить сопротивление противника. Чую, турки думают, что мы до взятия Плевны не посмеем углубляться в этот предгорный край.
В Радомирец вступила 2-я Гвардейская кавалерийская дивизия, две гвардейские пехотные дивизии и гвардейская стрелковая бригада при ста восьмидесяти пехотных и пятидесяти четырех конных орудиях.
Турки бежали поспешно. Заняв Радомирец, отряд Гурко оказался у подножия Балкан.
На совещании штаба генерал Гурко заявил:
— Отсюда мы начнем подготовку к переходу Балканских гор зимой.
И дал приказ устроить войскам отдых: топить бани, штопать одежды, ремонтировать сапоги.