Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
За рекой Вид местность, поросшая кустарником. Стекла бинокля выхватывали те же вражеские укрепления, траншеи, редуты, расположения батарей. Новым сегодня было то, что иногда наблюдалось движение по Софийскому шоссе, проезжали фуры, в Плевну доставляли продовольствие, боеприпасы…
«Плевна с сорокатысячным гарнизоном, отразившая три штурма Дунайской армии, основательно подготовилась к четвертому штурму, И, естественно, меры, принятые генералом Тотлебеном, единственно верные для взятия города. Плевна падет только в результате осады. И только взяв Горный Дубняк, мы прочно оседлаем Софийское шоссе…» — Так думал Гурко, разглядывая Плевну.
И еще он думал о том, что Осман-паша время зря не терял и, если не перерезать Софийское шоссе и не замкнуть кольцо блокады города, Плевна может продержаться еще длительное время…
А чтобы окружить Плевну, надо, как и предлагал генерал Гурко, взять Горный Дубняк и Телиш. Однако задача ох какая сложная, учитывая все эти укрепления.
Именно эту задачу и предстоит решить гвардии, войскам его корпуса. Тотлебен так и сказал: «Полагаюсь на вас, Иосиф Владимирович».
Продолжая осматривать турецкие оборонительные сооружения, Гурко думал, что гвардия уже заканчивает подтягиваться и будет готова выполнить приказ.
Вчерашним полуднем пришли 2-я Гвардейская артиллерийская бригада полковника Сиверса, лейб-гвардии Гренадерский полк полковника Любовицкого. С песнями, лихим присвистом привел своих удальцов-казаков генерал Краснов. Его, Данилу Васильевича, за живой острый ум, доброго и чуть насмешливого, Гурко любил и уважал…
Еще раз окинув взглядом местность, Гурко уселся в седло… И снова мысль о сражении за Горный Дубняк… Турки будут биться за него. Они понимают: падет Горный Дубняк, не устоит и Плевна. Осажденные лишатся продовольствия, боеприпасов. Но как овладеть этим укрепленным районом?
Вчера вечером обсуждали это с Нагловским, Раухом, Шуваловым и согласились с мнением генерала Гурко, перед наступлением выдвинуть на огневую позицию полковника Сиверса с его артиллерийской бригадой. Это должно помочь подавить турецкие укрепления, батареи и гвардия сумеет избежать многочисленных потерь.
На вчерашнем совещании Гурко говорил:
— На мою долю, господа, выпала большая честь командовать гвардейским корпусом, и мы с вами в ответе за каждого солдата.
— Сокрушать такие укрепления — без больших потерь не обойтись, — вздохнул командир 1-й Гвардейской дивизии генерал Раух.
— Не следует настраиваться на это, господа.
Нагловский принялся на карте показывать возможную дислокацию частей.
А Гурко сказал:
— По моим предположениям наступление может начаться числа 11–12 октября… Накануне мы уточним и ознакомим вас с дислокацией.
Возвратившись из штаба, Иосиф Владимирович уселся в плетеное кресло. Денщик Василий принес горячие щи, кашу. Продолжая думать о предстоящей операции, Гурко ел, и когда отставил котелок, Василий подал конверт.
— Не стал отвлекать вас от обеда, ваш благородь.
— По этому поводу можно было с обедом и повременить, — заметил Иосиф Владимирович. — Разве не видишь, письмо от сына. — Прочитал, отложил в сторону.
Домой Гурко писал редко. Да и знал, там его писем не весьма и ждут. Разве что сын Василий уважал и любил отца.
Находясь в казармах, среди солдат, Иосиф Владимирович чувствовал удовлетворение, поэтому дома бывал наездами.
Денщик спросил:
— О чем сын пишет, ваш благородь?
— Как обычно, об учебе…
Как-то, возвратившись из штаба, Гурко заметил, что денщик чем-то недоволен. На приход генерала даже внимания не обратил, усердно выбивал пыль из генеральского мундира.
Войдя в комнату, Иосиф Владимирович сразу же понял причину недовольства. Василий обнаружил отсутствие второй пары генеральских сапог. А сегодня увидел их на ногах хозяина квартиры.
Гурко усмехнулся, кликнул денщика:
— Разве ты, Василий, не замечал, что хозяин дома ходит даже в непогоду босой?
— Ваш благородь, коли б отдали нашему болгарину, христианину, а то ведь мусульманину.
В тот час Иосиф Владимирович ничего не ответил Василию и только вечером сам завел с денщиком разговор:
— Видишь, Василий, хозяина этого не осуждай. Не одно столетие турки угнетали болгар, веру их притесняли, храмы оскверняли. Не все болгары оказались стойкими, некоторые переметнулись к исламу. Вот освободим болгар от турецкого гнета и те болгары-отступники вернутся к вере предков своих.
— Ваш благородь, аль вера, что портки, снял и выбросил? Вера, она в душе человека.
Ушел денщик, и Гурко понял, не убедил он Василия. Гурко ловит себя на мысли, что в последний год он часто стал вспоминать сына. Пожалуй, с того памятного дня, когда встречался с ним в Пажеском корпусе… А денщику сказал:
— По моей стезе пойдет Василий… Об одном сожалею, редко мы с ним виделись и слова отцовского ему редко доводилось слышать… Ну ладно, что-то я маленько расслабился. А негоже.
Генерал Гурко уважал денщика и понимал, ценил его бережливость и рассудительность.
Дождливый, с холодными, пронизывающими ветрами сентябрь сменился первыми октябрьскими морозами. В горах уже порошил снег и даже днем не наступала оттепель.
До штурма Горного Дубняка оставалось двое суток. Шли последние приготовления. А накануне Иосиф Владимирович созвал генералов и старших офицеров, чтоб изложить им диспозицию наступления частей. По лицам присутствующих Гурко понял: каждый знал, предстоит не обычная операция, а сражение, за которым должна последовать Плевна. И потому, стараясь придать голосу ровный и обыденный характер, сказал:
— Господа, нам доверена честь возвратить высокое имя российской армии. Прошедшие три сражения послужили поводом европейским политикам для скептических суждений. Докажем, на что способна русская армия. А мне же, господа, доверена такая честь, о которой я только мог мечтать, вести вас, гвардию, в бой. Гвардия — это победа… Сейчас же, господа, начальник штаба ознакомит вас с диспозицией предстоящего сражения.
Генерал Нагловский подошел к карте, заговорил:
— Согласно диспозиций штаба наступление должно осуществляться у Горного Дубняка силами 8-й Гвардейской пехотной дивизии, Гвардейской стрелковой бригады и саперным батальоном.