Гусарские восьмидесятые
Шрифт:
Михась переводит взгляд на помещение, долго, с грустью вселенской, взирает на бардак этот, плюёт в сердцах, тушит хабарик об подоконник и щелчком отправляет его куда-то — между коек товарищей:
— Живём, на, как в свинарнике, на, твою мать!
Но уже ничего не сделать, усталость сильнее любви к чистоте, нет уже ни у кого сил на подвиг — хоть немного убраться в этой норе.
Приехал как-то большой проверяющий, из регионального штаба ССО. Смело дверь открыл, вошёл — и тут же выбежал обратно, стошнило его прямо на крыльцо.
Сделал пару замечаний, в помещение уже не входя, да и умчался куда-то, по делам более важным.
С личной гигиеной — ещё хуже. Холодной воды — море, вернее — целый ручей, что за бараком протекает, но вода там — ледяная, а единственный кипятильник ещё в первую неделю исчезает в неизвестном направлении. Как итог — большинство перестаёт чистить зубы, и, все поголовно — бриться.
А полноценная помывка — мечта заветная, для многих — вовсе невыполнимая. Единственный душ с тёплой водичкой — только в котельной, но очередь туда — до морковкиного заговенья стоять — не достояться. Есть тен с водогреем на автобазе, но пускают туда только блатных — комиссаров, бригадиров, прорабов всяких.
Мы то с Лёхой решили эту проблему кардинально, на третий день после приезда — спёрли с какой-то ближайшей стройки (новый барак недалеко молдавские шабашники возводили) три рулона толи, и одной местной старушке за пару вечеров заплат на крышу протекающую поставили. За это бабулька нам иногда крохотную баньку топила — аккурат к концу рабочего дня. А как остальные целый месяц без мытья нормального обходились — мне до сих пор не понятно.
Потом то попроще стало — в конце июля погода жаркая установилась, вычистили с десяток бочек двухсотлитровых пустых — из под химии какой-то, в чёрный цвет выкрасили. Половина — для мытья тел грязных, другая — для постирушек. С утра дежурный их водой из ручья наполняет, солнце работает на совесть — к вечеру тёплой воды — хоть залейся. Очерёдность купания в бочках тупой честный жребий устанавливает, ни каких тебе привилегий пакостных — демократия полная — все строго по очереди, друг за другом в бочки влезают. Сомнительна такая гигиена, но ничего не поделаешь — другой то нет.
Одновременно приходят две новости. Первая — возвращается часть отряда, отправленная на вторичную промывку золота. Вторая — в магазин Леспромхоза завезли спиртное. И ни какую-нибудь дрянь, а настоящее "Яблочное" в бутылках по 0,5 литра, шестнадцать — на — шестнадцать. По прямому договору с кубанским колхозом "Путь к коммунизму!" — лес в обмен на портвейн. Братьев усталых, с приисков золотых приезжающих, надо встретить достойно? Надо!
Организуется мобильная ударная группа. Я — во главе, как самый ответственный, в довесок, в качестве физических исполнителей — Лёха-каратист и Лёнька Молдаванин — как самые здоровые — вдруг что, да и груз немалый предстоит транспортировать.
До леспромхоза — километров двадцать пять, сугубо по заброшенной в незапамятные времена узкоколейке. Есть и наезженная дорога, но по ней все сто двадцать километров будет, а попуток здесь не водится, тем более — за вином, конкуренция, однако.
Выступаем затемно. Если для свиньи бешенной — семь вёрст не крюк, то для стройотрядовца и поболе — не в зачёт.
Подгребаем к самому открытию магазина. Наблюдается страшный ажиотаж, такое впечатление, что лесорубы со всего Северного Урала сбежались сюда — может, конкурс какой объявили?
И точно конкурс. Типа — а кто в этой тайге самый крутой? Победителю — приз.
Принимаем в конкурсе самое активное участие. Вернее — Лёха принимает, а мы с Молдаванином только тела лесорубов в тенёк относим — типа — вежливость проявляем.
Набиваем три рюкзака трофеями, берём обратный курс.
Жарко до невозможности, пот льётся ручьями нешуточными, пить хочется, а пить то и нечего — не продумали в спешке аспект этот.
— Эй, Старшой! — Стонет плетущийся последним, Молдаванин, — Давай попьём немного, а?
— Так нет же ничего, — отвечаю, — И сам бы рад.
— Как это — нет? — Активно подключается Лёха, — А на горбу мы что тащим? Жидкость ведь, верно? Ну, давай по бутыльку всего хлопнем, а?
Спорю для порядка ещё минут десять и сдаюсь, хотя, в глубине души и понимаю, что ошибку совершаю нешуточную. После привала — новый бросок к цели конечной, снова привал и — "по бутыльку".
Не доходя до базы километра два, Молдаванин падает окончательно, — но не на спину, где груз бьющийся располагался, а, сугубо на живот — морду лица только поцарапал знатно.
Ну, а что тут удивительного — школа, однако, блин.
— Не, Старшой, — устало бубнит пьяненький Лёха, — Я ту и вино покараулю и Молдаванина, а ты дуй за подмогой, тут недалеко уже.
Уписаться можно — раз пятьдесят — и всё в один и тот же подгузник.
Дую за подмогой, вдруг впереди, в сумерках ранних — два зелёных огромных глазища — чисто фары автомобильные. Приведение, что ли какое, или ещё что? Уже каменюку с земли здоровенную подобрал, и вдруг слышу:
— Мяу, мяу! — Да это кот Кукусь, морда полосатая, нас встречать вышел. Молодцом, братишка!
Доплелись с котом до барака, спасительную команду на помощь товарищам направили.
Через полтора часа и два тела бесчувственных и остатки королевских винных погребов были успешно доставлены, а ещё через часок и золотоискателей наших привезли.
— Ну, в принципе, на, справился, на, — сказал мне Михась, руку пожимая.
А тут вдруг казус неожиданный случился — соратники то наши за целый месяц, в тайге проведённый, к свежему воздуху привыкли, и банька там у них приличная была. Зашли они в наш барак загаженный — носами крутят, бухтят что-то нелицеприятное в наш адрес, графья недоделанные. И от портвейна, с трудами нешуточными добытого, морды наглые воротят. Их, видите ли, в тайге — Главный по вторичной промывке — Арзум Ашотович "Золотые Зубы", — спиртиком чистым баловал регулярно — за труд ударный.
Чуть не поругались даже — в дымину.
Утром то мы на работу отправились, а у золотоискателей грёбаных — выходной.
Возвращаемся — о, Великие Шаманы! Барак то вылизан весь, чистота кругом — как в палате больничной, что для членов ЦК КПСС предназначена. На совесть ребята потрудились.
Вот тут то уж — помирились окончательно, и вино "Яблочное" допили, и спирт, из тайги прихваченный, да и самогонки потом местной отведали — гадость страшная, неужели её действительно из опилок делают?