Гусарские восьмидесятые
Шрифт:
— Главное, при контакте с местным населением, — наставляет полковник Мясницкий, — Выдержку полную проявлять, вдумчиво на все вопросы отвечать. И акцент всегда делайте — да, мол, трудно всё и непросто, но победа уже не за горами, не дождутся от нас империалисты слабости характера! А про бытовые трудности в нашей стране говорить не следует. Отвечайте просто — и зарплатою довольны, и вообще — социальной политикой государства. Ясно всем?
А чего тут неясного? За четыреста баксов в месяц ещё и не того наболтаем — только уши подставляй.
Перед экзаменом, неожиданно для всех, загоняют в старенький самолёт, в воздухе уже выдают парашюты, кратко инструктируют, предлагают прыжок совершить.
Двое отказываются наотрез, остальные прыгают, Николай Степанович, как командиру и полагается, — первым.
Коллектив, усечённый на две боевые единицы, успешно сдаёт экзамены, и на несколько дней разъезжается по домам на побывку.
Встречаемся уже за день до вылета в Москве, в неприметном сером особнячке.
Нас уже не пятнадцать, и даже не тринадцать, а всего шестеро.
— Остальные, наверное, во время отпуска язык за зубами не держали, вот естественный отбор и произошёл, — прозорливо, и, как выяснилось в дальнейшем — совершенно правильно, предполагает майор Теплов.
Выдают неприметную штатскую одежду, одинаковые чемоданчики с набором самого необходимого, снабжают документами.
По документам мы — все насквозь Ивановы-Петровы-Сидоровы, слесари, фрезеровщики и сверловщики неведомого треста "ЗарубежСтрой". С пониманием кивает, спешно запоминаем новые Ф.И.О.
Под надзором сопровождающего выезжаем в аэропорт.
В нужном зале аэропорта — бедлам и полный кавардак. Наши доблестные таможенники с усердием шмонают багаж худеньких вьетнамцев, долго роются в многочисленных узлах и баулах — только перья летят во все стороны. То одно, то другое безжалостно изымается и относится в специальную комнату. Вьетнамцы грустно улыбаются, но в споры не вступают — себе дороже.
— Вот, — объясняет Теплов, неторопливо прикуривая, — Наша дурь в действии. Не хватает на всяких отечественных фабриках и заводах рабочих рук — вот вьетнамцев и нагнали. А им тоже деваться некуда. Представь, прошёл по побережью какой-нибудь ураган тропический — четверть страны в разрухе полной осталась. Вот Правительство вьетнамское молодёжи своей и говорит — поезжайте-ка вы, ребятишки, в Россию, не до вас сейчас, дай Бог, чтобы на стариков и детей средств хватило. А вы и сами о себе позаботиться в состоянии, заодно и денег в России заработаете, научитесь всякому полезному. Вьетнамская молодёжь и едет к нам, работает усердно на фабриках, к примеру — ткацких, деньги копит. Наступает время обратно на Родину уезжать, тут и выясняется, что имеет место быть нешуточная нестыковка. Зарплату-то ребятишкам сугубо рублями выдавали, а зачем во Вьетнаме рубли наши деревянные? Вот они и мечутся по магазинам, всё, что хоть немного полезное в хозяйстве — с прилавков сметают.
А приезжают в аэропорт — здесь таможенники наши, Инструкциями разными вооружённые. Того нельзя из страны вывозить, этого, здесь ограничения всяческие, как результат — конфискация без компенсации. А если кто недоволен — то и штраф дополнительный. Свинство, корче, полное.
Да, прав майор по поводу свинства, хватает его, родимого, в нашей стране — хоть экспортируй излишки. Интересно, не по этой ли статье доходной, и нас во Вьетнам направляют? На месте разберемся.
Провожающий проводит нас в обход очереди, часа три болтаемся бестолково по тёмному залу, наконец — приглашают на посадку.
Летим долго и нудно: Москва — Ташкент — Карачи — Бомбей — Ханой.
В Карачи сидим часов десять, из самолёта вовсе не выпускают, отношения с Пакистаном тогда те ещё были.
Самолёт садится в Бомбее, подруливает прямо к брезентовому рукаву, выходим в прохладный VIP-зал, вьетнамцев полицейский в белоснежной форме скупыми жестами направляет в зал общий, из дверей которого нестерпимо пахнет предбанником.
Через десять минут подвозят тележку с банками Кока-колы, банки ледяные, покрытые тонким слоем инея. Все видят этот напиток в первый раз, набрасываются с жадностью — хочется попробовать на вкус эту зарубежную Легенду.
Предлагают пройти на посадку, но на этот раз, почему-то — прямо по лётному полю. Выходим на улицу, а там — натуральная парилка, градусов пятьдесят. Потреблённая Кока-кола тут же предательски выходит наружу. Двадцать секунд — и все истекают потом, рубашки мгновенно намокают — выжимать можно.
Под насмешливыми взглядами вьетнамцев усаживаемся на свои места.
С тех пор я эту Кока-колу как-то не очень люблю, всё квас больше, или лимонад "Буратино" какой.
Ещё через пару часов салон самолёта наполняется громким визгом, это молоденькие вьетнамки радостно прильнули к иллюминаторам — Ханой родной узрели.
Самолёт кружит над Ханоем минут пятнадцать, и всё это время вьетнамки визжат как резанные — звонко и протяжно. Родину так любят, или — в России натерпелись всякого?
Выходим из самолёта, бомбейской сауной напуганные, с опаской — а вдруг и здесь жара нестерпимая присутствует? Но, ничего, терпимо — всего плюс тридцать, и влажность воздуха гораздо поменьше.
Подходит вежливый неприметный вьетнамец средних лет, представляется — на безупречном русском языке:
— Меня зовут Тхань. На несколько дней, товарищи, вам придётся в Ханое задержаться, на это время я назначен вашим гидом, прошу в автобус.
Автобус какой-то странный, маленький, на капоте — кружок с тремя лучами.
— Это "Мерседес" — заявляет опытный Теплов.
Остальные уважительно поглядывают на импортное чудо, молча рассаживаются в просторном салоне.
Отъезжаем от аэропорта, вокруг — какая-то сплошная стройка: большие и маленькие двухэтажные домишки, разной степени готовности, даже какие-то шикарные виллы, в кинофильмах зарубежных виденные, местами попадаются.
Это, — с гордостью объясняет Тхань, — Перестройка у нас началась. ЦК Партии разрешил беспартийным гражданам дома строить везде без ограничений.
— А партийным, что — нельзя? — Интересуюсь.
— И партийным можно, — Тхань отвечает, — Если, конечно, местная партийная ячейка разрешит, достойным этого человека посчитает. Вот я, например, накопил пятьсот долларов, телевизор японский цветной решил купить. А партийная ячейка не разрешила. Молоды, Вы ещё, товарищ Тхань, — сказали, — Мало полезного для Родины и Партии совершили. Так что — рано Вам телевизор этот покупать. А деньги — сдайте в Фонд Возрождения Родины. Вот так вот.
— И ты, что же — сдал? — Недоверчиво интересуется Теплов.