Гусарские восьмидесятые
Шрифт:
Интересуюсь своими подвига.
— Да не, нормально всё, — утешает Кузнецов, — только вертолётчиков от билиарда кием разогнал да и спать там улёгся. А вот старшого вашего особисты уже часа три ищут.
Все остальные подельники уже безмятежно дрыхнут, у Юрца под глазом фингал — непростые, ей-ей, продавщицы в местном магазине трудятся.
Уже под утро патруль привозит Теплова, майор с ног до головы вымазан разноцветной глиной, смердит от него — что от той помойки.
— В канаве придорожной нашли, в километре от Ким Ли Ена, — поясняет хмурый капитан, начальник патруля, — А что это вы его одного в таком
Впрочем, узнав про фруктовые настойки, успокаивается, улыбаясь с пониманием.
До обеда нас не трогают. Сразу после традиционного ливня приходит Тхань, предлагает прогуляться по городу.
Ханой, в своём большинстве, двух-трёх этажный. Что характерно, домиков "просто так" и нет совсем. В каждом, обязательно, располагается какая-нибудь коммерческая точка — магазинчик какой, или кафешка крохотная, или мастерская по ремонту чего-либо.
— Всё это практически никогда не закрывается — ни на ночь, ни в праздники, — с гордостью говорит Тхань, — Вьетнамцы очень работящий народ, тем более, что семьи у нас большие — всегда найдётся кому за прилавком постоять.
На улицах очень шумно — туда-сюда беспрерывно снуют многочисленные велосипеды, мопеды, мотоциклы, перевозящие людей, доски, пучки бананов, непонятные тюки устрашающих размеров.
Приходим на центральный рынок, товарное изобилие — после российской многолетней привычки к тотальному дефициту — поражает. Здесь есть всё, о чём мы только слышали или читали. Спешно затовариваемся джинсами — для себя, членов семьи и друзей, рубашками-футболками, электронными часами, прочей мелочью. Кто же знал, что и у нас через пару лет такие вещевые рынки на каждом углу откроются?
Возвращаемся в городок, о вчерашнем происшествии никто и не вспоминает.
— Странно это, — ворчит себе под нос Теплов, — Очень странно, по логике, должны были всех в двадцать четыре часа обратно на Родину отправить — с волчьими билетами.
На следующие утро за нами приходит всё тот же микроавтобус-"Мерседес".
Заезжаем на какую-то военную базу, переодеваемся в полевую офицерскую форму без знаков различия, только на фуражках — красные звёзды.
Едем, по солнышку судя, на север от Ханоя, в сторону границы с Китаем, вокруг — бескрайние рисовые поля. Километров через пятьдесят останавливаемся на перекур.
Метрах в ста — грандиозная свалка металлолома, в основном — уже совсем заржавевшие и почти новые трактора "Беларусь", тесно составленные друг к другу.
— Ну, и что это за ВДНХ такая? — Вопрошает Теплов, некультурно тыкая пальцем в сторону свалки.
— Если тебе трактор, вдруг нужен, то забирай — бесплатно совсем, — отвечает Тхань, — А если несколько сразу заберёшь — так и доплатят ещё. Тут такое дело, товарищи офицеры. Всю землю сельскохозяйственного назначения Правительство Вьетнама раздало в частные руки. Семьи у нас в деревнях большие — в каждой семье по шесть-семь детей, а земли подходящей мало очень. Вот на каждую семью и досталось по крохотному участку, в вашем пересчёте — соток по десять-пятнадцать. И не нужны совсем эти трактора стали- каждый росток риса руками обихаживают. А результат конечный получился — положительный насквозь. Ещё три года
На фига нам трактора эти?
Дальше поехали, скоро рисовые поля пропали, начались каменистые предгорья, редким лесом поросшие. Приезжаем в воинскую часть.
Часть как часть, по советскому образцу оборудованная: забор бетонный, КПП со шлагбаумом, казармы барачного типа.
Тхань объясняет:
— Каждый забирает по взводу и занимается с ним до вечера. А вот — расписание занятий.
Приступайте товарищи офицеры, наши бойцы все говорят на русском языке, а кто если и не говорит, то — понимает.
Неделю занимаемся с солдатами: минное дело, строевая подготовка, стрельбы, политинформации — дежавю какое-то.
И такое впечатление складывается, что вьетнамцы всё это, что мы им преподаём, знают уже, и слушают чисто из вежливости.
В воскресенье нам устраивают проводы, рассыпаются в благодарностях, дарят каждому по японским хорошим часам, стол накрывают.
Вы это, — Тхань предупреждает, — поосторожней будьте, вьетнамская кухня — она своеобразная, не каждому желудку впору будет. Так сложилось исторически, что всё немного сыроватое — дрова то у нас всегда в дефиците были, ну, как у вас в России ещё недавно совсем — мыло там, порошок стиральный. Так что вы, на всякий случай, всё это водкой рисовой специальной запивайте. Вот той, что в бутылках с синими пробками. Она противная, правда, но лекарственная очень.
Сели за стол, закусок разных отведали: насекомые какие-то жаренные, колбаски полусырые, улитки всякие, фрукты-овощи незнакомые. Ничего, вкусно — даже под водку гадкую, лечебную.
В конце трапезы блюдо фирменное организовали. Сперва всё убрали со стола, и на отдельной тележке новые ингредиенты доставили. Потом несколько русских самоваров дымящихся внесли, только самовары те усечены наполовину — без верхних составляющих частей. Самовары на стол поставили, и давай, в кипящую воду бросать всё, что на тележке находилось: куски мяса и курицы, улитки, лягушачьи лапки, головы змеиные, кусочки овощей, зелень всякую рубленную, яйца — большие и маленькие — разбивать.
Дали вареву прокипеть — не больше минуты, и тут же давай по мискам поварёшками специальными фарфоровыми распределять. С этим блюдом справится — ох, как непросто оказалось. В смысле, водочные дозы увеличить значительно пришлось — еле потом до "Мерседеса" своего добрались. И похмелье потом утреннее было — не приведи Господь!
Отдохнули пару дней в Ханое — в другую воинскую часть, снова на неделю повезли — с той же программой.
И так два месяца — часов японских у каждого уже по семь штук набралось.
— В чём тут дело — не пойму никак, — ворчит себе под нос Теплов, — вроде, разминировать нанимались, а, по сути — дурака валяем, водку пьём на халяву. Не нравится мне всё это.
Накаркал, конечно, в конце концов.
Приезжаем в очередную воинскую часть. Вроде бы, всё как всегда. Но, к концу недели, уже поздним вечером, вдруг стрельба нешуточная где-то в стороне от части послышалась. Забегали вьетнамские солдатики, засуетились, автоматы разобрали, строиться начали.
А Тхань нам говорит: