Гуси лапчатые. Юмористические картинки
Шрифт:
– Думаю, что картина тут просто аллегория: «Дескать, идите-ка, господа, в буфет и наклюйтесь до красного носа». Ходить, Сеня, насчет буфета и красного носа?
– Вали!
При получении жалованья
В театральной конторе выдают жалованье актерам и служащим при театре. Народу в залах столпилось множество. Встречаются знакомые, раскланиваются друг с другом, толкуют, сплетничают, переливают из пустого в порожнее. Некоторые сидят и курят папиросы. Есть и пальтишки, подбитые ветром, есть ротонды, опушенные соболями, енотовые
Вот показалась кокетливая шляпка, из-под которой виднеется хорошенькое свеженькое личико. Шуршит шелковое платье из-под тяжелого бархата пальто. Личико кой-кому кивнуло, кой с кем из женского пола чмокнулось в губы и направилось к чиновнику, раздающему жалованье. Вслед женскому личику послались завистливые взгляды. Какой-то актер, с красным носом, с большой папироской в мундштуке, в сильно поношенной шубе, кивнул головой и сказал:
– Из каких доходов таки шелка да бархат! Вишь, ряской-то как посвистывает! Словно иеромонах из Невского монастыря. А жалованья всего триста целковых в год.
– Может быть, неразменный рубль нашла, – откликается другой актер с одутловатым лицом и порезанным подбородком от усердного бритья.
– Бабушка у них колдунья и им ворожит, – с таинственной улыбкой наклонился к актерам старичок-капельдинер и звонко понюхал табаку.
Проходит скромно одетая дама.
– Марья Савельевна! – окликает ее актер с красным носом. – Какими судьбами? Я думал уже, что вы умерли.
– Что вы! Типун бы вам на язык. Все еще служу.
– Служите? Ах, это очень интересно! Но, должно быть, вы в шапке-невидимке служите, потому что вот я с вами в одной труппе состою, а года два вас не видал.
– Очень может быть и больше, потому что я с семьдесят шестого года не была занята. Что ж делать, коли обо мне забыли. Да оно и лучше, спокойнее.
– А жалованье-то вы не забываете?
– Зачем же забывать, коли дают. Да и как же не давать? Разве я виновата? Нет, я служу.
– В чем же заключается ваша служба? Манже, буар, дормир, сортир?
– Подите вы! Вечно с глупостями.
Дама отходит от актера и стремится к чиновнику.
– Вон Бубыркин глубокомысленно сморкается! – продолжает актер с красным носом. – Знаете, о чем он мечтает? – спрашивает он товарищей. – Тут хозяйственные интересы: «Получу 40 рублей и 66 копеек, сейчас, мол, на Сенную и куплю себе половину мороженого борова». Вася! Почем ноне керосин?
– Пенсильванский за шесть копеек фунт отыскал! – отвечал Бубыркин.
– Видите, как твердо хозяйство-то знает! Он тут как-то в роль вошел, так даже на сцене крикнул: «Кочан капусты – двугривенный!», а нужно было крикнуть: «Король со свитой!»
Хористы в рваных шубенках сгруппировались вместе и сбираются спрыскивать получку жалованья.
– Давайте сейчас по двугривенному, пойдем в Коммерческий трактир, поймаем леща в бассейне и велим его зажарить в сметане – вот нам и закуска к водке, – говорит один из них. – Разсупе-деликатес! Ни король Лир, ни Гамлет, принц Датский, такой закуски не видали.
– Вы ступайте, а я не пойду. У меня насморк, – отвечает другой.
– Важное
– Жена! Поди посмотри, ждет ли меня жена! А как я могу леща есть, коли у меня переносье болит?
По конторе ходит бедно одетая женщина и спрашивает:
– Федор Михайлович Бровенчиков ушел?
– Не только ушел-с, сударыня, а даже убежал, – отвечает ей кто-то. – Схватил жалованье, расписался впопыхах вместо «артиста» «трубочистом» и убежал.
– Ну, скажите на милость! Вот мерзавец-то! А я на Театральной улице его жду. Делать нечего, надо по трактирам искать! Кажется, все ваши в Коммерческий ходят?
– Да уж он туда, куда все ходят, не пойдет, ежели тайком от вас убежал. Хитер тоже. Знает, что вы прежде всего туда за ним броситесь.
– Какая, право, неприятность! А я даже с детьми жду… Все люди как люди, а он…
– А вы в следующий раз его на цепи… Надежнее будет.
– Ну вас! Вам смешки, а мне горе! Послушайте, да, может быть, вы нарочно его от меня скрываете?
– Ищите, коли не верите.
Женщина направляется к выходу. По поводу отыскивания женой мужа у актеров является воспоминание о каком-то комике Калмыкове.
– Того тоже, Царство ему Небесное, не тем будь помянут покойник, жена за получкой жалованья водила, – слышится рассказ. – Отнимет деньги, закупит провизии всякой и ему на баловство четвертную водки купит, чтоб на месяц хватило. Ну, и даст ему в первый-то день нализаться до основания, а потом по рюмочке и выдает. И какой казус вышел. Купила раз керосину и водки и об спиртности в четвертных бутылях. За обедом это он выпил по-настоящему и уснул, а она ушла ко всенощной. Чудесно. Просыпается без нее – глядь: бутыль на окне стоит. «Ну, – думает, – забыла запереть». Берет стакан, подбирается к бутыли, налил, хлоп залпом – керосин! Свету не взвидел. Сгоряча-то не расчухал и полстакана отворотил. Ну, заорал. Сбежались соседи. Молоком поить… И что ж вы думаете? День прохворал, а потом ни в одном глазе!
– Прежние-то актеры здоровее были, – откликается басом коренастый актер с седой щетиной на голове вместо волос. – А теперь что? Жидконогие, слякоть, дрянь, одним перстом его свалишь. Не только с керосину, а с рюмки голого спирту ногами задрыгает. А покойники Купоросов и Хватилов, бывало, голый-то спирт стаканами пили, а разыграются, так давай тумбы тротуарные выворачивать. Да ведь с корнем выворотят. Вот это сила!
– Значит, два десятка наших Федоров Алексеевичей на одну руку бы взяли? – послышался вопрос.
– Федор Алексеевич что! Федор Алексеевич – обезноженный человек. А Купоросов на таких, как ты, на пятерых бы вышел!
– Ну, уж это оставьте! Я раз на охоте с медведем боролся да и того с ног свалил!
– Во сне, может быть?
– Нет, наяву. Выстрелил, промахнулся, а он на меня! Ну, и обнялись. Кричу своей собаке: «Фингалка! Пиль его!» Собака схватила за шиворот медведя, а я спереди. Ну, вдвоем и повалили его.
– Свежо предание, а верится с трудом!
– На, посмотри, вот и шрам у меня на шее остался от его когтей. Разумеется, он меня поломал, но все-таки победа за мной.