Гвардеец
Шрифт:
Эта мысль его слегка ошарашила, но, поскольку переодевание происходило в присутствии рыжего майора, возможности для душевных терзаний не имелось: Мурашко все-таки был штатским, майорского в нем было – только погоны с одной звездой, да и звания у шпаков совсем иные. Это в просторечье он майор, а на самом деле какой-нибудь титулярный советник второй гильдии или еще какая-нибудь подобная бюрократическая дьявольщина…
Мурашко оценивающе оглядел Осетра с ног до головы:
– А что?.. Вполне прилично! Я бы даже сказал: не подкопаешься! Как говорится, патрон в обойме!
Вот и еще одно его отличие от боевого офицера: армейские перед чужими жаргонные словечки стараются не употреблять. А уж «росомахи» – и вообще никогда языка не развяжут! У «росомах» скрытность с молоком матери впиталась… Ну не с молоком, конечно, – это так только говорится, – просто воспитатели в школе вбили это свойство в подчиненных. Периодически, не реже раза в неделю, объявлялся тайный день, когда вся школа была обязана говорить исключительно на нейтральном языке, и упаси бог тебя воспользоваться жаргоном! Наказание следовало незамедлительно.
А что вы, господа кадеты, хотите! Иначе и быть не может! «Росомаха» это «росомаха», он живет обычной жизнью только в казарме, а это бывает далеко не каждый день. Чаще же всего он – либо коммивояжер, либо альфонс-ловелас, либо инженер-системщик какой-нибудь … Короче, как легенда потребует. А порой и вовсе настороженный убийца среди врагов, безо всякой легенды. Так-то! Кстати, жаргон коммивояжеров, альфонсов-ловеласов либо инженеров-системщиков каких-нибудь, когда потребуется, вы выучите. Но сначала научитесь контролировать свой язык. Так что в тайный день гаси светило, никакого жаргона!.. Забыть и береты с отвинченными ушами, и непрочищенные дюзы, и патроны в обойме, и все остальное-прочее! В том числе, и «Гаси светило». Мы – гвардейцы, и этим все сказано.
Капитан Дьяконов – это капитан Дьяконов, говорит, будто подошвы в плац впечатывает…
– Номер моей каюты – двести восемьдесят пять, – сказал Осетр.
Майор Мурашко кивнул.
– Чемоданчик с вещами прямо на полу в каюте, возле релаксатора. Я не думал, что надолго уйду.
Майор снова кивнул:
– Все сделаем, за вещи не беспокойтесь, кадет… Идемте?
Теперь кивнул Осетр:
– Идемте. – И не удержался. – В колонну по одному!
Через несколько минут они были в нужном отсеке. Здесь Мурашко уже ждал немолодой мужчина с дорожной серой сумкой в руках. Судя по всему, это был сержант запаса по имени Антон, потому что сумка представляла собой ничто иное как комплект номер два, без которого «росомаха» и не «росомаха» вовсе, а так, кусок дерьма… Впрочем, неправда, «росомаха» остается «росомахой» и с голыми руками. Руки эти многое умеют, а к ним еще и голова полагается, весьма неглупая и немало знающая…
Отпустив Антона, Мурашко вручил Осетру комплект, самого Осетра передал специалистам-техникам, пожал кадету руку и отошел в сторону.
Транспортное средство модели «стрекоза», в просторечии называемое «шайбой», представляло собой цилиндр трех метров радиусом и в полтора метра длиной. Бригада техников заканчивала предстартовую подготовку. «Стрекоза» не то была спасательной шлюпкой малой вместимости, не то ее специально разработали для случаев, когда экстренно требуется высадить или поднять одного-двух человек, и гонять на околопланетную орбиту шаттл попросту накладно.
– Сход и посадка производятся в автоматическом режиме, – сказал один из техников. – Назовите координаты точки приземления.
Осетр продиктовал полученные от Деда координаты. Техник споро понажимал сенсоры на висящем в воздухе пульте. Верхняя плоскость «шайбы» заколебалась и исчезла. Открылись внутренности транспортного средства. Впрочем, внутренностями это назвать было сложно, поскольку под крышкой была всего одна полость, имеющая форму человеческого тела, а все остальное было заполнено материалом серого цвета. Техник повернулся к Осетру:
– Прошу вещи!
Осетр отдал ему комплект номер два, тут же перекочевавший под крышку багажника.
– Прошу укладываться!
Осетр шагнул к шайбе.
– Поскольку на планете отсутствуют технические средства, способные обнаружить «шайбу», необходимости в быстром прохождении атмосферы нет. Спуск будет осуществляться в обычном режиме, без баллистики, со скоростью двести километров в час и займет около сорока минут. Придется поскучать. – Техник виновато развел руками, будто извиняясь за проектировщиков, создавших транспортное средство, неспособное развлечь пассажира.
Да не парься ты! – сказал бы ему Осетр, если бы мог позволить себе такие разговоры. – В сурдокамере и побольше сидеть приходилось…
К тому же, при спуске «мозгогруз» работать будет, а значит, скучать пассажиру не придется.
Он глянул на часы – браслет остался в чемоданчике, ибо на Угловке, как и на борту космических судов, эта система связи не применялась – и улегся в полость. Снизу и с боков шевельнулось – «шайба» подстраивалась под индивидуальную форму тела.
– Тем не менее, нейтралин… нейтрализатор инерции будет работать в течение всего спуска, – продолжал техник.
Я знаю, – сказал бы Осетр… и, разумеется, лишь молча кивнул.
– Мягкой посадки! – прощальная фраза была традиционной, хотя никаких других посадок, кроме мягких, давным-давно уже не существовало. Впрочем, пусть и мизерная – не больше чем падение метеорита на голову, – но вероятность отказа техники всегда существует, поэтому пожелание никогда не лишне.
Воздух перед глазами кадета замутнел – материализовывалась крышка «шайбы», – а потом наступила темнота.
Нейтралины работали с самого начала, потому что Осетр не почувствовал, как транспортное средство установили в выталкивающую катапульту, а потом отправили за пределы транссистемника.
Глава седьмая
Осетру показалось, что спуск продолжался три часа, и все это время было потрачено на знакомство с информацией, сначала акустической, которую ему приятным женском контральто предоставила «шайба». Терраформирование планета прошла давным-давно, и атмосфера сделалась – стандартнее некуда. И хотя поверхность океанов тут была меньше, чем на Новом Петербурге, однако воды хватало, поэтому имелись обширные леса. Собственно леса эти и были главной достопримечательностью Угловки, ибо при терраформировании произошло неожиданное – при смене внешних условий кое-какие растения не вымерли, а мутировали, и генетические трансформации привели к тому, что сок этих растений при соответствующей обработке превращался в ингибитор возрастных изменений. А попросту в лекарство от старости, почему-то называемое в народе «храппом». Разумеется, такому продукту цены не было, а чтобы еще больше увеличить прибыли, владельцы Угловки добились, что планету превратили в пенитенциарное заведение, и на производстве использовался весьма дешевый труд преступников, наиболее отъявленных – приговоренных к смертной казни или к пожизненному заключению. Взамен в казну поступали какие-то средства. И не только в казну, но, наверное, и в карманы отдельных государственных деятелей, но тут была темна вода в облацех… В общем, интересная была планетка, эта Угловка, да и люди на ней, наверное, жили тоже интересные… Вернее, доживали. А вокруг этих доживающих вращалась масса другого люда: проститутки, владельцы забегаловок, торговцы, администрация, само собой. В общем, как и везде…