Гвардейцы стояли насмерть
Шрифт:
Когда до танков оставалось около шестисот метров, Быков приказал батарее открыть огонь. Прозвучал залп, другой, третий... Несколько первых танков окуталось густым черным дымом.
Но и на огневых позициях батареи стали рваться вражеские снаряды, во все стороны разбрасывая смертоносные осколки.
Однако артиллеристы не думали об опасности. Подменяя выбывших из строя и внимательно прислушиваясь к спокойному голосу своего командира, они работали слаженно и четко.
Но вот упал у орудийного щита наводчик Белоусов, подбивший три танка, на его место стал командир
Враг все же продолжал упорно рваться вперед. Теперь ранило бывшего на этой батарее командира дивизиона капитана И. И. Криклия, ранило командира батареи Быкова и комиссара Лемешко. Но они не оставили позиций, продолжали управлять огнем.
Как и командиры, раненые наводчик Кутаев, правильный Оганян, подносчик снарядов Баширов, наскоро перевязав друг друга, также остались возле своих орудий.
Более трех часов длился бой. Батарея Быкова подбила и подожгла двадцать шесть вражеских танков и бронемашин, остальные, не выдержав сокрушительного отпора, бежали с поля боя.
Чтобы отбить такой бешеный танковый удар, командир, помимо личного бесстрашия и мужества, в сложной обстановке боя должен уметь правильно руководить людьми, внушать бойцам веру в свои силы и в свое оружие, и тогда они выйдут победителями над танками врага, хотя бы до них оставалось пятнадцать-двадцать метров.
В этот день и на других участках обороны дивизии десятки немецких танков были превращены в металлолом. А всего в итоге трехдневного боя, закончившегося победой наших гвардейцев, только от огня артиллерии противник потерял 113 танков.
За героизм, проявленный в этом бою, капитан Криклий первым в Советском Союзе был награжден орденом Отечественной войны первой степени, а Быков первым в дивизии был удостоен звания Героя Советского Союза.
– Много прошли наши "знакомые", - продолжал прерванный разговор Быков о 295-й и - 71-й дивизиях. - И Францию, и Польшу, и в России полторы тысячи верст, А все-таки не дошли!
– До чего не дошли? - поинтересовался я.
– До Волги, до последнего нашего рубежа. Каких-нибудь полкилометра оставалось... И не дошли: духу не хватило.
Быков был прав: фашистам, прошедшим Белоруссию, Украину и Донбасс, не хватило сил преодолеть оставшиеся полкилометра. И не дойдут, потому что мы много оставили их на тех рубежах, с которых уходили сами.
– Некому стало продвигаться, - как бы подтверждая мою мысль, вставил свое слово в наш разговор усатый связист, перебрасывая землю лопаткой через бруствер окопа в сторону противника.
– Похоже, наши "знакомые" зашевелились, - заметил Быков.
Я посмотрел в бинокль. Из балки, что находилась в двух километрах от нас, показалась колонна танков и до батальона пехоты. Примерно столько же пехоты вышло из города. Все они двигались в нашу сторону.
Снизу поднялся Долгов, доложил:
– Батальоны готовятся к обороне.
– Начнем или лучше подождать? - спросил
Быков что-то передавал по телефону на левый берег.
У ближайшего к кургану сада вражеские танки из походного строя развернулись в боевые порядки и замерли, поджидая, видимо, подходившую пехоту. А та, сначала расчленившись повзводно, а потом рассыпавшись в цепь, заняла старую, наверное, еще отрытую нашими частями траншею, в которой сейчас находились выбитые с Мамаева кургана гитлеровцы.
Передвижение врага на местности с высоты было видно так хорошо, словно мы в классе на тактических занятиях наблюдали за военной игрой на ящике с песком.
Обменявшись сигналами ракет, части противника пошли в контратаку. Сначала из сада ринулись танки, а как только поравнялись с траншеей, вместе с ними вперед устремилась пехота.
– Пожалуй, пора! - проговорил Быков.
Казалось, все делалось по предусмотренному им плану, настолько хорошо знал характер боя этот умница-артиллерист. Он спокойно взял у связиста трубку и негромко, чуть ли не шепотом скомандовал:
– По пять снарядов... беглым - огонь!
Над нами загудело небо, а среди танков, у их бортов, тупорылых лбов, за кормами, а то и на броне стали рваться снаряды. Вспышками орудий засверкал весь передний край долговского полка. Загрохотала артиллерия, поставленная на прямую наводку. Батальонные и полковые минометы обрушили на противника шквальный огонь.
На какое-то время вражеские танки и пехота по инерции проскочили вперед, потом на какую-то минуту замерли, как по команде, и то, что уцелело, с такой же скоростью понеслось обратно. Однако мало кто из гитлеровских солдат успел нырнуть в спасительную траншею, а из танков только несколько машин укатились в балку.
Быков поднялся во весь рост над нашим окопом, погрозил кулаком в сторону запада и весело закричал:
– Не выйдет! Теперь мы вам салазки завернули назад насовсем!
Они стояли насмерть
На рассвете 17 сентября гитлеровцы сосредоточили на ограниченном участке несколько дивизий и не менее ста танков. При мощной поддержке артиллерии, минометов и авиации они перешли в решительное наступление, поставив перед собой задачу смять 13-ю гвардейскую стрелковую дивизию и сбросить ее в Волгу.
Весь день не смолкала артиллерийская канонада. Через каждые четверть часа на боевые порядки дивизии пикировали самолеты и сбрасывали тонны бомб. Скрежеща и лязгая гусеницами, ведя на ходу огонь из пушек и пулеметов, на наши позиции надвигались фашистские танки.
Гвардейцы не только оборонялись. Батальоны полка Елина успешно вели наступательные бои в центре города. Отбросив врага, они в первой половине дня вышли на улицы Республиканскую, Володарскую, Профсоюзную и Пролетарскую. Стремясь вернуть утраченные позиции, гитлеровцы бросили против двух батальонов более полка пехоты и пятьдесят танков. В небе появились эскадрильи вражеской авиации. Пьяные фашисты пошли в контратаку. Но она была отбита с большими для них потерями.