Гвардия тревоги
Шрифт:
Дима вышел в коридор.
Возле вешалки Кирилл Савенко разговаривал по телефону. Тут же переминался с ноги на ногу Тимка Игнатьев, уже без куртки, но в неизменном шарфе.
— Я его впустил, — тихо сказал Кирилл, на мгновение прикрыв ладонью динамик. — Там звонка не слышно.
— Хорошо, что ты пришел. Проходи скорее в залу! — с искренней радостью сказал Дима Тимофею. — Сейчас в шарады поиграешь. Только обязательно поешь сначала, — заботливо добавил он. — Рекомендую фрикасе и салат «мимоза» Аниного и Викиного приготовления.
Тимка
Дима действительно был рад Тимке, но решительно не нравился сам себе. «А! Все равно! — он мысленно махнул рукой. — Пусть хоть кому-то будет еще более неловко, чем мне!»
Кирилл повесил трубку телефона и вместе с Тимкой вернулся в гостиную. Дима зачем-то продолжал следить за ним взглядом. Кирилл не столько пошел, сколько заструился среди гостей, задерживаясь на мгновение то возле одного, то возле другого и говоря каждому максимум по одной-две фразы. Дима в который раз поразился тому, как точно и быстро он двигается, вспомнил, как Кирилл шел по краешку крыши. «Надо напомнить ему про голубей…»
Спустя некоторое время в прихожую вышли Витя, Антон, Маша и Аня.
— …лучше, Берт не стал бы зря… — долетел до Димы обрывок фразы.
Ребята быстро достали свои куртки и куртки девочек.
— Вы куда? — удивился Дима. — Уже уходите?
— Извини, пожалуйста, но нам действительно надо. Все было здорово! — с улыбкой сказал Антон. Улыбка была как будто приклеенная скотчем за уголки.
— Твоя бабушка просто классная! — Машина улыбка смотрелась гораздо лучше. — Повезло тебе. Я таких вообще никогда не видала. Иди, она как раз тебя зовет.
— Спасибо! До свидания! — хором сказали Витя и Аня.
В зале Тая Коровина уговорила Александру Сергеевну сесть за рояль. Пожилая дама поломалась ровно столько, сколько нужно для приличия, и теперь с воодушевлением играла что-то из своего любимого Шостаковича. Публика из 8 «А» слушала, как в концерте, — вдумчиво и серьезно, с выражением на лицах.
Дима попытался снова скрыться в коридоре, но не успел: бабушка заметила его и сделала знак — стой на месте. Дима остался между мирами, как в фантастической книжке. На пороге отцова кабинета тихо говорили Тая Коровина и Тимофей Игнатьев. Тая горячилась, что-то доказывая, и один раз даже дернула Тимку за конец шарфа.
— Ты штукатурку со второй щеки тоже сотри, — усмехаясь, посоветовал в ответ Тимка. — Или уж обе напудри.
Тая мгновенно полыхнула костром и закрыла лицо ладонями.
— Ладно, будет тебе, попробую я, — непонятно сказал Тимка и пошел к вешалке.
Дима поймал его взгляд и вопросительно поднял брови. Тимка изобразил мимикой подвижной, обезьяньей физиономии довольно длинную фразу:
— Все нормально, Дима. Ты извини, но надо, понимаешь, позарез. Так вышло.
Дима в ответ молча пожал плечами.
Александра Сергеевна закончила играть и взяла в руку неизвестно когда и кем принесенную из кабинета блок-флейту.
— А сейчас мы с моим дорогим
— Просим, просим, — радостно подхватил Николай Павлович и несколько раз хлопнул в ладоши. Восьмой «А» глядел с вежливым ожиданием.
На глазах у Димы выступили слезы.
Тимка пробирался вдоль улицы, чувствуя себя бродячим псом, идущим по следу волчьей стаи. Лицо и руки были мокрыми от тумана, который никуда в темноте не делся. Фонари светили в вышине, как лица одноглазых призраков-великанов. Прохожие выныривали бесшумно и пропадали, похожие на обитателей подводного мира.
В одной из проходных парадных все четверо бесследно исчезли. «Должно быть, зашли в квартиру, — подумал Тимка. — Странно, что не было слышно стука двери, приветствия, голосов. Ведь дверь должны были открыть и закрыть. Допустим, открыли заранее и при встрече ничего не говорили. Но ведь затворить-то все равно надо, защелкнуть замок… Парадная гулкая, как все в этих краях. Слух у меня как у собаки. Почему же я ничего не слышал?»
Тимка поднялся наверх, до чердачной двери. Она была заперта. Спустился к подвалу. Подергал еще две маленькие дверцы в полуподвале, ведущие неизвестно куда. Тоже заперты, хотя из-под одной как будто пробивается лучик света.
Внезапно кто-то сзади закрыл ему глаза ладонями, как делают детишки в детском саду и прочие малыши: угадай, мол!
Тимка хотел было ударить локтем назад, но что-то удержало в последний миг. Вывернулся из кольца рук, обернулся, уже все зная, храня на лбу тепло узкой ладони…
Маша. Вот черт! Черт! Черт!
— Ты хороший следопыт, Тимка, — сказала Маша. — Ловко нас выследил.
— А то. Фирма веников не вяжет.
— Но — зачем?
Закладывать толстую Таю Тимка не собирался. Говорить правду о себе — тем более.
— Ты мне фант проиграла, там, у Дмитриевского. И сбежала, — сказал он.
Маша засмеялась.
— Что ж, ты прав, — весело сказала она. — Нехорошо получилось. Загадывай тогда желание. Только… — Маша на мгновение снова стала серьезной. — Не спрашивай, куда и зачем мы ушли. Это не мой секрет — я не могу сказать… Загадывай другое.
«Ты была там тогда? Тогда, у водосточной трубы? Ты спасала меня или просто привиделась мне сквозь кровавую пелену?» — Тимка знал, что никогда не спросит. Как бы ему ни хотелось…
— Закрой еще раз глаза ладонями. Как вначале. Я угадаю, — дрожащим и хриплым голосом сказал он.
Маша кивнула и зашла сзади.
Тимка на мгновение прижал ее ладони своими — сухими и горячими. Шумно втянул воздух ноздрями, запоминая.
— Маша, — сказал он.
— Угадал, — хихикнула она.
Юная волчица согласилась поиграть с псом-бродягой.
Ладони пахли грубой ржавчиной и одновременно чем-то неуловимо тонким, праздничным.
— Это я сначала бутерброды с рыбой делала, а потом мандарин чистила, — Маша опять угадала его мысли.