Гвардия тревоги
Шрифт:
Дима категорически отказался «искать фон» и был сфотографирован в кленовом венке на фоне вешалки с пальто. Потом он стянул венок с головы и, не зная, что с ним дальше делать, положил на подоконник в гостиной. Фаина встала на задние лапки, чтобы понюхать. Голубь покинул раскидистые ветви Вольфганга, спланировал на подоконник и закружился на одном месте, устраиваясь в венке, как в гнезде. Александра Сергеевна сфотографировала и Голубя.
— Ты, кажется, как-то странно себя чувствуешь после свидания, — заметила она, внимательно поглядев на внука.
— Да. Я изнемогаю, — с удовольствием ответил Дима.
Глава 8
Эмиль
— Ну как, вышло что-нибудь? — тетя Зина в махровом халате сидела на диване. Мокрые волосы стояли торчком и делали ее похожей на ежика.
Тая молча кусала и облизывала губы и делала это в точности, как ее мама. Тетя Зина вздохнула.
— Ничего не удалось?
— Ну почему же! — Тая пожала плечами. — Наоборот, все получилось. Вот — анкета, условия. Международный конкурс для юных математиков. Я теперь буду участвовать, хотя ничего в этих задачах и не понимаю.
— Алло, мы ищем таланты, — сказала тетя Зина. — Это понятно. Дерзай, твори, выдумывай, пробуй. Но — кроме этого?
— Им всем было так неловко… — припомнила Тая. В голосе ее звенели недалекие слезы.
— Кому — всем? — удивилась тетя Зина. — Их что, было несколько?
— Он сначала, конечно, очень удивился: куда, мол, тебе? Но вслух ничего не сказал, потому что воспитанный. А потом почти сразу позвонил нашему классному руководителю, Николаю Павловичу. И, наверное, от собственного смущения, фактически на него наехал: как это, мол, Таисия желает участвовать и проявить свои потрясающие способности, а ей до сих пор не предложили!
— А что же учитель? — улыбнулась тетя Зина.
— Учителю тоже сразу стало неловко, потому что он, конечно, не меньше воспитанный. И он позвал меня к себе домой немедленно, чтобы тут же мне эту анкету распечатать и выдать. И еще проконсультировать по ходу дела.
— Ты пошла?
— А что мне оставалось! Сказать: спасибо, не надо, я передумала?
— «Предмет» тебя сопроводил?
— Проводил до парадной классного, а потом попрощался, повернулся и драпанул домой что было силы.
— А дальше?
— Дальше было неловко уже мне, — неохотно призналась Тая.
— Почему же?
— У Николая Павловича дочь больная.
— Твой приход за анкетой потревожил больного человека? Каким образом? Вы же не в догонялки там играли…
— Вы не поняли, тетя Зина. Она насовсем больна. У нее с мозгами что-то.
На лице тети Зины отразилось сочувствие:
— Это большое несчастье для любой семьи. Кто там еще есть, кроме дочери и отца?
— Никого, в том-то и дело. Я сегодня в классе спросила у Вики Стоговой. Они восемь лет назад все попали в аварию. На машине. Какой-то пьяный джип вылетел на встречную полосу. Жена сразу умерла, Николай Павлович остался хромым, а дочка вылетела на дорогу, ударилась головой и… вот такой стала. Она раньше нормальная была, ей тогда десять лет было…
— Ужасно, действительно ужасно! Ты, я так понимаю, ее видела. И что, ее состояние… очень заметно?
— Конечно, заметно. Она уже совсем взрослая с виду, а ведет себя, как маленький ребенок. Смеется, ногами болтает, пристает к отцу, рисует детские картинки. Она и мне их тоже показывала. Я… я похвалила… а она… она обрадовалась очень… Сказала: видишь, папа, как я хорошо рисую, Тае нравится…
Тая закрыла лицо руками.
— Н-нда, — словно сама себе сказала тетя Зина. — Слушай, а вот касательно твоего «предмета». Ты подробно рассказывала про бабушку. Упоминала про отца. А что же мать? Где она?
Тая перестала вздрагивать толстыми плечами, задумалась.
— Не знаю, — наконец сказала она. — Никаких следового мамы в квартире нет. Может быть, она умерла? Но тогда по их обычаям должен бы быть портрет. Или куда-нибудь уехала?
— Н-нда, — повторила тетя Зина. — Очень похоже, что влипла ты, племянница, по самое не могу. Хорошо воспитанные люди, которым все неловко и которые стойко и благородно переносят свои несчастья… Господи упаси! А попроще-то там никого не было?
Тая обиженно выпятила губу. «Не хочу попроще!» — говорил весь ее вид. Тетя Зина тяжело вздохнула.
— И что же ты теперь со всем этим будешь делать? — спросила она.
— Участвовать в математическом конкурсе, — решительно ответила Тая. — Что ж еще. Назвался груздем — лезь в кузов. Правда, он сказал, что я похожа на волнушку. Но это, кажется, почти одно и то же. И то, и другое солят. На зиму, про запас.
— Борька — слабак и торчок! — убедительно, как ему казалось, сказал Тимка. — Я его хоть и младше, но круче в пять раз. Проверите в деле — сами узнаете.
Тимка выбросил докуренную папиросу, сплюнул и раздавил хабарик носком разбитой кроссовки. Руки в карманы, взгляд на карниз, по которому то в одну, то в другую сторону ходят сизые толстые голуби.
— Ты как нас нашел? Борька навел? — спросил тот, голова которого еще раньше, по прежней встрече, показалась Тимке похожей на не слишком свежее крутое яйцо.
— Ха! Делов-то! Я у Борьки и не спрашивал.
— Зачем искал-то?
— Ха! — повторил Тимка. — А догадаться? Зачем вы сами-то? Бабло нужно — как всем!
— Ты что, пацан, опять нарываешься, что ли? — неуверенно спросил Квадрат, сжимая кубики-кулаки. — Так я тебе сейчас…
— Да он же Сатирик! Ты чего, забыл, что ли? — примирительно сказал Яйцеголовый. — Каждый свои понты гонит, это мы понять можем. Скажи лучше, Сатирик, что это за кенты в прошлый раз за тебя разбор держали?
— Вы чего, их не знаете, что ли? — скрывая замешательство, вопросом на вопрос ответил Тимка. Потом нашелся. — А я думал, крутые все меж собой знакомы.
— Ну… гм-м… это само собой… — Яйцеголовый удивительно легко попался в расставленную Тимкой ловушку. — Я так спросил, в смысле, чего у тебя с ними-то?
— Они, вы же понимаете, — серьезные люди, — Тимка ощутил в себе «завиральный» подъем. — Я для них теперь слишком мелкий. Им дети ни к чему, не того уровня дела делают. Вот подрасту, тогда… Обидеть меня по-настоящему они никому не дадут, а так, не в детском садике — крутись как знаешь, набирай опыт, сноровку, покажи, что сумеешь. К таким людям просто так не придешь, сначала доказать надо…