Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе
Шрифт:
В один из дней, пропитанных болью и ненавистью, я стояла в огромном зале дворца перед камином, простирая над ним озябшие руки, и наблюдала за старой рабыней, накрывающей мужчинам дворца стол. Руки старухи дрожали от тяжести блюда с яблоками, которое она держала. Я знала – рабыню снедала болезнь, делающая ее все слабее и немощнее. Я подошла к ней, желая помочь, но… опоздала. Тяжелое наливное яблоко упало с блюда прямо на край хрустальной пиалы, стоявшей на столе, и опрокинуло ее на пол. Раздался звон разбитого на множество частей хрусталя.
В этот
– Ты мне надоела, старая. Я трачу на тебя еду, а ты разбиваешь посуду, которая гораздо ценнее тебя. Ронак, – властный голос Воргата обратился к стоящему в зале магу, – отправляйся на невольничий рынок и приведи мне новую рабыню.
Новую? Меня пронзила мысль, от которой тело занемело – Гаен Воргат хотел убить старую рабыню за разбитую посуду? Я быстро взглянула на старуху – в ее глазах плескалась обреченность. Сердце заныло. Как бы ни было ужасно положение женщин в землях элькхе, каждая из них, несмотря ни на что, хотела жить.
– Подождите, – крикнула я, прежде чем успела остановить рвущийся из груди крик.
– Что ты сказала? – прорычал Воргат.
– Простите, господин, – умоляюще произнесла я, старательно глядя в пол, – я только хотела сказать, что это я разбила посуду. Совершенно нечаянно. Я потянулась за яблоком, но оно упало.
Всхлипы, вырывающиеся у меня из груди, не были нарочитыми – я страшилась того, что должно было сейчас произойти.
– Ты пыталась взять еду без моего разрешения? – тон Воргата поднялся, не предвещая мне ничего хорошего.
– Простите, господин, – как заведенная повторяла я.
– Значит, я недостаточно кормлю тебя?
Я попыталась что-то ответить, но Воргат помешал этому, с силой ударив меня по лицу.
– Ты забываешь свое место, раба, – его тон снова стал привычным, угрожающе-холодным. – Ты пыталась украсть еду – это раз. Посмела прервать меня – это два. Заступилась за другую рабыню – это три. Ронак, я отменяю предыдущий приказ, принеси мне плеть.
Сглотнув, я смотрела в землю, чувствуя, как все тело, не поддаваясь контролю, охватывает дрожь. Потом, подняв глаза, я встретилась взглядом со старухой. Я поняла – она хочет сознаться Воргату в содеянном. Воспользовавшись тем, что элькхе отвлечен разговором с боевым магом, я медленно покачала головой, безмолвно прошептав: «Не надо».
Меня он не убьет – я молода и я его новое приобретение, лишиться которого так скоро ему будет просто жаль. А боль… когда-нибудь она закончится.
– А ты чего стоишь? Накрывай на стол и убирайся. И не забудь привести зал в порядок, – донесся до меня ледяной голос Гаена Воргата.
– Да, господин, – хрипло ответила старуха.
Наблюдая за тем, как она поспешно собирает осколки с пола и уходит, я вздохнула с облегчением. Лучше плеть, чем мучительная смерть старой рабыни.
– Сними платье и повернись, – приказал Воргат.
Я сняла верх, неловко прижимая его к груди и оголяя спину. На меня тут же обрушилась плеть, словно жалящий, обжигающий язык. От удара на глазах проступили непрошеные слезы, а дыхание перехватило. Я сжалась в ожидании следующего удара плети, но его не последовало.
Зато меня пронзила знакомая мучительная боль, скручивающая внутренности в тугой узел. Магия боли и темноты. Мне показалась, что пытка Воргата продолжалась несколько часов, но вполне возможно, что прошло всего несколько минут. Чередуя плеть и магию, он добился того, что от боли у меня потемнело в глазах. Маленький кусочек счастья был словно послан мне свыше – я потеряла сознание.
Очнулась я в собственной постели. Я лежала на животе, спина была будто в огне.
– Выпей, полегчает, – вдруг раздался в тишине еле слышимый голос.
Повернув голову, я увидела старую рабыню, протягивающую мне кружку. Судя по запаху, травяной отвар. Протянув руку, я встретилась глазами со служанкой.
– Спасибо, – тепло произнесла она.
Несмотря на боль, я улыбнулась. Приятно было слышать такие редкие для рабыни слова. Я не могла пошевелиться и как следует рассмотреть комнату, но и без того было ясно – боевых магов в ней нет. Будто угадав мои мысли, старуха прошептала:
– Господин не думал, что ты так быстро очнешься. Ты сильная, - добавила она вдруг с оттенком одобрения в голосе.
Я попыталась пожать плечами, но тут же поморщилась от прострелившей спину боли.
– Не шевелись, - мягко произнесла рабыня.
– Я обработаю твои раны.
Конечно, мне ведь еще предстоит служить своему хозяину - месяцы, годы или десятилетия - до того момента, пока мой проступок его не разозлит до такой степени, что он захочет от меня избавиться. Я почувствовала отвращение, перешедшее в тошноту.
– Я хочу сбежать, - вдруг вырвалось у меня.
– Это невозможно, - услышала я над самым ухом, - бежать некуда.
– Лучше умереть свободной, чем рабыней.
– Неправда, - возразила служанка, протирая мне спину мокрым лоскутом ткани.
– Неважно, как ты умрешь. Важно лишь то, что твоя жизнь закончится.
– А зачем мне такое существование?
Ответом мне была тишина.
Я закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя навязчивую мысль о побеге. Я и сама понимала, насколько безрассудной была сама мысль. Вокруг - дикие или населенные элькхе земли, где выжить практически невозможно. Любую рабыню, убежавшую от хозяина и бродившую в одиночестве, убивали или пленили, едва завидев.
Но раздавшиеся в тишине слова старухи заставили меня широко распахнуть глаза и почувствовать, как воскресает надежда.
– Если ты твердо решила это, я тебе помогу.
Глава двенадцатая. Гвендолин
Иногда моя ненависть представляется мне темным пламенем, разгорающимся внутри меня. Она отравляет мою кровь своим черным ядом, мешает мне дышать, заполняя легкие гарью.
Каждый раз, глядя на графа Рэйста, я задыхаюсь от ненависти к нему.