Гвозди

Надежкин Игорь

В честь меня проведешь торжество.

И если вдруг не найдется салюта

Отстреляется ПВО.

Забывай

Не думай обо мне хорошо,

А лучше не думай вовсе.

Ведь я просто мимо прошел,

И не был тебе ни другом, ни гостем.

Я не буду менять твой мир.

Не буду тянуть тебя из пучины.

Я просто веду, как конвоир,

Свое тело навстречу морщинам.

Торопись

же меня забыть,

Как сон тревожный и страшный.

Ведь я не буду твой образ хранить.

Я тебя не запомню даже.

****

Наверное, война меня все же сломала.

Сижу в центре Москвы и жду сирену.

Все жду напряженно обстрела начало.

Пустой, как чудаки-манекены.

Все жду, что вот-вот, вот сейчас, что все кончится.

Что снова сыграю со смертью в рулетку

Что скоро я буду в агонии корчится.

Что судьба на глаза мне положит монетки.

Все жду, что бдящие ангелы в Панцире.

Все же проспят мою ракету.

Что заголовки скажут между делом и вкратце.

Один погибший. Раненых нету.

Я словно чужой здесь – ненужный и странный.

Словно попал я в царство обмана.

И вроде здоровый. И вроде не старый.

Но война меня все же сломала.

Жажда

Всегда мне будет мало, хоть мир мне весь отдай,

Хоть волею Всевышнего мне новый изваяй.

Мне нужно больше взглядов. Мне нужно больше фраз.

И в ночи этой звездной, мне нужен лишний час.

Хочу, чтоб ярче солнце, чтоб гуще темнота,

Чтоб небо было выше, чтоб глубже пустота.

Мне всюду мало места. Мне мало всех земель.

Мне мало жара в зное, и холода в метель.

Мне нужно больше страха, мне нужно больше грез.

Улыбок дай мне больше, и больше дай мне слез.

Не хватит мне закатов, не хватит всех ночей.

Не хватит мне рассветов, и мало будет дней.

Не хватит одной жизни, не хватит всех времен.

И что бы мне назваться не хватит всех имен.

Так дай же мне свободы, даруй же больше дней.

И на пути несчетно пусть встретиться людей.

Молю, даруй мне дали, и кров из всех светил.

Еще одну минуту с теми, кого любил.

Еще одно мгновенье, еще один ночлег.

Еще одну дорогу, еще один побег.

Плодов не хватит райских, что б голод усмирить.

И мрачным мукам ада, души не устрашить.

Мне мало будет смерти, так дай еще пожить.

Гимн дороге

Дорога

гладкая стелется в ночь.

Семьсот километров пути.

Едем молча. Говорить невмочь.

Да и чего зазря говорить?

Ночь, должен сказать, прекрасна.

Просто слушаем шум колес.

Водитель со мной согласен.

Что бывает совсем не часто.

В приемнике тихо играет джаз.

Как нельзя к месту.

Что тоже бывает нечасто,

Если честно.

Мужчина небрежно бросил руки на руль.

Барабанит по коже пальцами.

На обочине мигает огнями патруль.

Траки устало цепочкой тянутся.

На улице май, вы ведь знаете….

Самое лучшее время.

Стекло опусти, и вникай,

Как звездами вечность вселенную меряет.

Капот глотает жадно дорогу.

Спешит ретиво домой,

Что б появиться скорей на пороге,

И прижаться к своей родной.

А мне бы, путь растянуть подольше.

Застрять между мест и времен.

И с небом чистым, говорить истошно.

Забыв о приличье имен.

На грязных улицах

Вечером, выйдешь из дома,

Погасив как обычно свет.

И все так же бросишь,

Все тому же нищему,

Всю туже пригоршню монет.

А там, на улице, сотнями окон,

В домах дырки насверлены.

И что же, не люди мы вовсе?

Звери мы?

Что бродим как волки –

Голодные, злые.

Глаза сужены точками.

А наше счастье, где-то заперто,

под золотыми замочками.

И те переходы, что пешим измерил,

забыты что ли вовсе?

Как в старом парке, всеми забыт,

Старик с надломленной тростью.

И ты пройди, хоть от Байкала до Терека,

и снова вернись обратно,

Все так же будешь себя раздавать,

людям, за так, за бесплатно.

А когда уже, до косточек,

голодные выгрызут грудь,

Домой ты вернешься, ночью,

и как прежде сможешь заснуть.

Утром проснешься.

Снова к ней – сердце свое на блюдце.

А она его выбросит, с невинной улыбкой,

дергая пальцем пуговицы.

И тогда обезумев, измученный,

ляжешь в могильную жуть.

И будешь кориться,

что не смог однажды,

просто взять и взбрыкнуть.

****

Я никогда не встречал тебя прежде.

У нас что-то общее вряд ли б нашлось.

Лишь кровь твоя на моей одежде.

Даже имя узнать мне не удалось.

Нам с тобой не пришлось говорить.

Не пробить нам уже молчания стены.