Гюго
Шрифт:
Леопольд Сижисбер надеялся, ждал, терпеливо нянчил детей, муштровал свой батальон и писал длинные нежные письма жене. Потом он начал сердиться. Пора бы ей вернуться домой. Месяцы идут, а она все не приезжает.
Несмотря на всю энергию, на помощь друзей, госпоже Гюго ничего не удалось добиться. Причиной неудачи была немилость Бонапарта к командующему Рейнской армией Моро, начальнику и покровителю Леопольда Сижисбера.
Софи вернулась к мужу уже не в Марсель, а на остров Эльбу, куда перекочевал его батальон.
Странствования семьи продолжались. Корсика, Порто-Феррайро, Бастиа. Походная жизнь была опасна для детей, особенно для здоровья
Двор, поросший травой. Колодец. Высокая ива. Он играет здесь на солнышке.
Братья учатся, и четырехлетний Виктор тоже идет в школу.
Годы идут. Отец сражается в Италии. Письма от него приходят все реже, и денежные переводы в адрес семьи становятся все более скудными. А между тем Леопольд Сижисбер получил повышение. Новый неаполитанский король Жозеф Бонапарт ценит верного служаку, храброго воина. Владычество французов в Италии как будто укрепилось. Не пора ли госпоже Гюго попробовать восстановить свой полуразрушенный семейный очаг?
Дороги детства (1806–1813)
Франция осталась позади, за горным перевалом Мон-Сени. Итальянское небо, прославленное столькими поэтами, почему-то встретило семью Гюго очень хмуро. Ни клочка лазури. В окна почтовой кареты хлещет дождь. Госпожа Гюго ежится. Она устала и от непрерывной тряски, и от назойливого скрипа колес, и от тревожных мыслей.
Что ждет ее и детей в этой чужой стране? Снова кочевая жизнь, вечные страхи, неустойчивость; И как встретит ее муж? Может быть, так же, как это итальянское небо? Они не виделись целых три года. За такой срок не мудрено отвыкнуть, забыть, разлюбить.
не только годы разлуки разделяют их. Отчуждение началось раньше. Софи сознает это. Слишком они с мужем разные и по характерам и по взглядам. Он сражается под знаменами Бонапарта в чужих странах, и ему все еще кажется, что он служит революции. А она? В этих войнах она видит только жестокую, несправедливую бойню. Страсть к завоеваниям. Разве в этом слава Франции?
Ни Конвент, ни Директория, ни империя не принесли той свободы, того царства Разума, о котором мечтали Вольтер и другие философы XVIII века (сколько их книг она прочитала в юности и до сих пор продолжает перечитывать!). Нет. Ей хочется одного, чтобы пришел конец деспотизму, конец войнам, и французы вздохнули бы полной грудью, и расцвела бы свободная мысль, и появились бы на свет прекрасные, правдивые книги…
Софи Гюго слыла роялисткой, сторонницей Бурбонов, но убеждения ее, по существу, были далеки от подлинного роялизма. Наивная вера в возможность появления в XIX веке некоего доброго короля — отца народа — сочеталась у нее с мечтой о политической свободе, с полным равнодушием к религии и ненавистью к церковной обрядности. Трон без алтаря — это в корне противоречило догмам правоверного роялизма. Но одно было в ее убеждениях непреложно — страстная ненависть к войнам.
Еще десять лет назад, когда Софи только что познакомилась со своим будущим мужем, ее тревожило глубокое различие в их отношении к происходящим событиям.
Ей вспоминаются первые встречи.
Ночная дорога в окрестностях Нанта. Цокали лошадиные копыта. Замирало сердце.
— Стой! — У командира «синих» грозный голос. Как объяснить эту ночную прогулку? Как отвести подозрения?
И она сумела тогда найти правильный тон. Не растерялась. Через несколько минут их лошади мирно гарцевали рядом… Потом визиты молодого Брутуса в Нант — она жила там со своей теткой Робен. Его восхищенные горячие взгляды. Длинные беседы. Он интересовался литературой, даже сам пописывал мадригалы. Молодой, смелый, веселый. Могла ли она остаться равнодушной?
И все-таки внутренне они были далеки. Она до сих пор сомневается, любила ли его когда-нибудь по-настоящему. Даже тогда.
Резкий толчок выводит госпожу Гюго из раздумий. Их карета зацепилась за встречный экипаж. Абэль и Эжен хохочут. Все веселит их.
А Виктору надоело так долго ехать. Карета то и дело вздрагивает, кажется, вот-вот опрокинется.
Чтоб развлечь младшего, братья придумали игру.
Из циновки, что под ногами, они выдергивают соломинки, делают из них крестики и наклеивают на окно кареты. Один. Другой.
— Смотри, Виктор, смотри! Ну, попробуй сам!
Он смотрит на крестики и неожиданно вздрагивает всем телом.
— Ой, что это?!
Сквозь потоки дождя он видит: на дереве возле дороги висит человек.
Страшно…
— Мама, а почему здесь, в Италии, на деревьях висят люди? Кто их вешает? Зачем?..
Мать пытается успокоить мальчиков.
— Это разбойники. Они грабили, убивали…
Разве может она объяснить, как и почему столько итальянцев — пастухов, крестьян, мирных людей — вдруг сделалось «разбойниками», которых надо вешать? Вешать за то, что они не хотели покориться французам, Бонапарту, уходили в горы, вооружались и отстаивали свою землю от пришельцев. Нет. Она не станет объяснять этого детям. Они еще малы. Потом поймут, узнают правду и про войны и про разбойников. А сейчас пусть играют…
Дождик перестал, и вдруг все кругом переменилось. За окнами светится, колышется, слепит что-то огромное, голубое, сияющее, переливчатое. Карета останавливается. Мальчики выскакивают и вопят в восторге: «Море! Море!»
Забыт недавний ужас. Виктор застыл — перед ним синее чудо: блестит, движется, ходит, и глаз не хватает увидеть его все сразу.
В Авеллино их встретил высокий командир. Виктор совсем забыл лицо, голос отца, но все-таки узнал его. Как раз таким он и должен быть. Сильный, веселый, в блестящем мундире. Теперь-то они уж не расстанутся, будут жить все вместе в большом мраморном дворце, в палаццо Авеллино.
В стенах палаццо глубокие расселины. Там водятся маленькие быстрые ящерицы. Около дома большой ров весь порос орешником. Можно скатываться вниз по зеленому склону, взбираться на деревья. В Париже на их дворе росла только одна ива.
Отцу дали чин полковника за то, что он взял в плен знаменитого Фра Дьяволо.
Операция была трудная. Когда французская армия заняла королевство Неаполитанское, жители гор не захотели покориться. Микеле Пеццо, прозванный за отчаянную смелость и ловкость Фра Дьяволо, возглавил отряд повстанцев и совершал успешные набеги на французские части. Французы выработали план облавы, заняли все проходы в горах, и началась кровавая охота, руководить которой было поручено Леопольду Сижисберу Гюго.