Гюго

Муравьева Наталья Игнатьевна

Руайоль очень уважает госпожу Гюго, одну из самых своих усердных и просвещенных читательниц. Но старику представляется странным, что она позволяет сыновьям читать книги, вовсе не предназначенные для их возраста.

— Мадам, не кажется ли вам опасным для мальчиков такое чтение без разбору? — осторожно осведомляется он.

Госпожа Гюго удивленно поднимает брови.

— Книги никогда не приносят вреда, — говорит она Руайолю, — пусть читают.

Виктору хочется и самому что-нибудь написать. Он пробует переводить латинские стихи. Как добиться, чтобы по-французски они зазвучали так же стройно, как по-латыни?

Он не знает никаких правил стихосложения и пытается самостоятельно открыть их. Эжен, глядя на младшего брата, тоже принимается за стихи.

У изголовья госпожи Гюго на столике свеча и раскрытая книга. Книги всегда помогали ей в трудные и горькие минуты. Но сейчас не до чтения. И сон не приходит. В висках стучит, на сердце невыносимая тяжесть.

Завтра в полдень будет казнен Лагори, ее лучший друг, крестный Виктора.

После ареста Лагори долго находился в заключении, но и в тюрьме он нашел способ снестись с единомышленниками и стал участником заговора Мале и Гидаля против Наполеона, который воевал в это время в России. Заговорщики попытались захватить ключевые позиции в Париже, занять главные государственные учреждения. Первые часы удача улыбалась им. Но в стычке с войсками коменданта Парижа заговорщики потерпели поражение. Вожаки были схвачены, обезоружены и брошены в тюрьму.

И тут начались страшные для госпожи Гюго дни. Она сделала все, что в ее силах, для спасения Лагори от казни. Вся ее энергия, все знакомства, все связи были мобилизованы. Но приговор изменить не удалось. Завтра он будет приведен в исполнение. Надежды нет.

Может ли она заснуть в эту ночь?

Казнь Лагори состоялась 29 октября 1812 года. По всему Парижу расклеены листки — извещения о приговоре военного суда по делу заговорщиков.

На следующий день госпожа Гюго, проходя по улице вместе с Виктором, остановилась перед одним из этих листков.

— Читай, — сказала она сыну.

А когда он прочел, она указала на имя Лагори.

— Запомни. Это твой крестный.

* * *

Мальчикам пришлось расстаться со своим любимым садом. Семья переселилась в более скромную квартиру на улице Шершмиди. Надо было экономить, отец присылал все меньше денег. Он уже не губернатор. Французская армия разгромлена в России. Поражение при Виттории положило конец французскому владычеству в Испании. Король Жозеф еле спасся. Его паж Абэль Гюго был при нем в дни бегства. Теперь живописный костюм пажа сложен вместе с ненужным старьем, Абэль опять с матерью и братьями.

А дела отца совсем не блестящи. Наполеон не захотел признать действительным генеральский чин, пожалованный Гюго королем Жозефом в Испании. Гюго снова в чине майора. Его назначили комендантом крепости Тионвиль. Крепость вскоре была осаждена немцами. В городке вспыхнули эпидемии, не хватало припасов. Жители и солдаты умирали от болезней и голода. Комендант всеми средствами поддерживал бодрость духа гарнизона и населения, Организовал оборону и не сдавал крепость противнику. Он сопротивлялся долго и стойко, не зная о том, что сопротивление его уже напрасно, что знамена Бонапарта склонились и чужеземные войска подступают к Парижу.

На рассвете 29 марта 1814 года братья Гюго проснулись от страшного грохота. Вскочили с постелей, смотрят в окно: ни туч,

ни дождя, а грохот все усиливается. Это пушечная пальба. Русские и пруссаки бомбардируют Париж.

Виктор ничуть не жалеет Наполеона, но у него сжимается сердце. Он с детства привык слышать о победах, о геройстве своего отца и всей французской армии. И вот все изменилось. Люди из далекой снежной России разбили французскую армию, прошли по всей Европе, и теперь казаки придут в Париж. По всему городу расклеены лубочные картинки с изображениями чудищ в мохнатых шапках, с громадными оскаленными зубами, с выпученными глазами, в ожерельях из отрубленных человеческих ушей. Неужели казаки действительно такие?

Париж сопротивлялся недолго. Толпы чужеземных солдат вскоре запрудили все улицы, разместились они и в квартире госпожи Гюго. Парижане убедились, что казаки совсем не пугала и не людоеды. Носят большие мохнатые шапки, но никаких ожерелий из человеческих ушей. И домов не поджигают, ведут себя тихо.

Война кончилась, почти в каждом доме ждут возвращения отцов, мужей, братьев. А госпоже Гюго некого ждать. С мужем полный разрыв. Она сделала последнюю попытку примириться с ним. Поехала вместе с Абэлем в Тионвиль, но Леопольд Сижисбер даже видеть ее не пожелал. Она старается не думать о том, что будет дальше. Сыновья пока с ней. Подрастут, станут помогать. Надо надеяться на лучшее. Ведь надежды иногда сбываются. Вот сбылось же, наконец, ее заветное желание — пал Буонапарте.

В Соборе Парижской богоматери должен состояться благодарственный молебен в честь возвращения короля. Братья Гюго, нацепив на шляпы белые кокарды, спешат взглянуть на это зрелище. Виктор ведет под руку «даму», юную Адель Фуше.

У собора густая толпа. Приближается королевский кортеж. Толстый Людовик XVIII важно восседает в коляске, украшенной золотыми лилиями, рядом с ним герцогиня ангулемская в белоснежном наряде. А за коляской понуро движутся наполеоновские ветераны. Лица хмурые, глаза потуплены. Вероятно, им стыдно, что приходится сопровождать этого подагрика в английских гетрах, приехавшего в обозе иноземцев.

Юный Виктор Гюго радовался, что, наконец, перестанет литься кровь французов, кончатся распри, воцарится всеобщий мир. Он не понимал того, что мечты его матери о «добром короле» — несбыточная сказка.

В первые же дни возвращения Бурбонов, навязанных народу врагами Франции, в стране стало расти недовольство. Эмигранты-аристократы, вернувшиеся вместе с королем, снова сели на шею народа. Тунеядцев и кровососов стало еще больше. Буржуазная корысть, аристократическое чванство, религиозная ложь, унижение национального достоинства шествовали рука об руку в реставрированной монархии.

Людовик XVIII «даровал» своим подданным «хартию»— некое подобие конституции. Были учреждены две законодательные палаты: палата пэров, составлявшаяся по королевскому указу из родовитых дворян-землевладельцев и сановников церкви, и палата депутатов, куда могли быть избраны лишь богачи. Массы же народа, люди без состояния, были лишены права избирать и быть избранными. Над обеими палатами стоял король, которому принадлежала верховная законодательная власть.

Франция еще больше отдалилась от «государства разума», и Людовик XVIII отнюдь не сделался «отцом народа».