H2o
Шрифт:
Но что-то все равно неправильно. Совершенно не так. Вразрез.
— Давай есть, — она шумно переводила дыхание вперемешку со смехом. — Твои голубцы уже холодные.
— Поставь в микроволновку.
— Ага. А ты садись.
Образовалась тишина, внезапная и совершенная, так бывает, когда люди вдруг одновременно обнаруживают, что им совершенно не о чем говорить. Пискнул таймер микроволновки. Дагмар застучала посудой, заполняя кухонное пространство нужными звуками.
— Значит, тебе здесь понравилось, — подытожил Олег, разделывая голубец на зернистые руины. — Во всех отношениях.
Дагмар повела бровями под рыжей челкой:
— Как тебе сказать. Все-таки, наверное, скучно… одному. Ничего
Он хмыкнул:
— Ты уверена?
Она смотрела вопросительно, и он вдруг понял.
Витраж. Если она сегодня чесала языками с половиной поселка, запросто вызнавая у жителей все, от банковских тайн до режима работы лавки, если лазала по церкви, туристически восхищаясь местной достопримечательностью, — почему никто не рассказал ей о разбившемся витраже? По всем закономерностям психологии, человеческой и социальной, при полном комплекте мотиваций, сознательных и неосознанных, да просто по законам жанра — должны были. В первую очередь! Поразить, излить, поделиться с новым в кои-то веки человеком, мифологизируя таким образом коллективные впечатления очевидцев: новорожденная легенда бурлит в их воображении, ее волна докатилась уже и до санатория. Если никто не обмолвился на данную тему, это необъяснимо. Ну допустим, не догадались, тотальные тормозы, может быть, — но ведь она сама не могла не спросить, увидев зубчатую дырку на церковном фасаде…
И вернувшись ко мне, должна была начать именно с этого. Тем более что говорила же о церкви! — но сразу свернула на другое, куда менее интересное, на лавку, зелень, банк, рыбную ловлю. Необъяснимо. Неправильно.
— Витраж, — проговорил он, со скрипом допуская, что Дагмар просто приберегает сенсацию к десерту. — Как оно тебе?
— Красиво, — отозвалась она с набитым ртом.
И, прожевав, уточнила:
— Который под карнизом? Апокалипсис?
Витраж был цел. Сверкал из-под карниза рыжими и пурпурными огнями в сложной композиции переплетенных фигур. Апокалипсис. Олег специально попетлял на машине по улочкам поселка, чтобы убедиться. Убедился. Теперь можно выезжать на шоссе.
Дагмар молчала. Обиделась. На себя саму даже, пожалуй, больше, чем на меня — действительно, никто же не спрашивал, не тянул за язык, не… Сама проговорилась, что зелень в лавку хозяйский сын привез утром из супермаркета; просто и объяснимо, как всегда. И, бедняжка, распахнутыми несчастными глазами смотрела, как проскальзывает в моей улыбке коротенькая логическая цепочка: снег-шоссе-собирайся-поехали-в-город. Прокололась. Никто не виноват. Она, конечно, попробует еще раз.
Дорогу действительно расчистили, и расчистили хорошо: укатанный снег зашпаклевал все трещины и выбоины, и машина катилась гладко, словно по лыжне. Море ровно синело внизу, тоже как будто укатанное, без единой морщинки. Сосны, поворачиваясь в ракурсе, постепенно укоротились и потеряли наклон, а затем вместе с морем скрылись за объездной. Дагмар смотрела вперед, и профиль у нее был четкий, как на монете: нос, будто проведенный под линейку до вздернутого кончика, крутой полукруг подбородка, — Олег раньше и не замечал. На заднем сиденье тихонько погромыхивали лыжи.
Не могли его вставить так быстро. Не оконное стекло — произведение искусства, черт бы его побрал. Или где-то на церковном складе пылился запасной, специально для таких вот случаев? Как их вообще делают, витражи?.. в мастерской — или прямо в раме собирают со стремянки по кусочкам?
Простое объяснение есть. Всегда есть. Например — что не было никакого резонанса, лопающегося стекла, цветных осколков на снегу. Равно как и разговоров в поселке и депутации ко мне домой. Не было и быть не могло. Какой-нибудь звуковой эффект в органных трубах, солнце в определенной
Но Ильма.
Хотя Ильма вообще не вписывается ни в какие логические построения. В принципе. И не надо.
Когда вернусь в поселок, пройдусь мимо церкви, решил Олег. Ненавязчиво гляну под ноги на предмет осколков. Кстати, почему бы и не повторить экскурсию Дагмар? Все-таки, оказывается, памятник архитектуры — какого там она говорила? — шестнадцатого, кажется, столетия… Само по себе небезынтересно. И правда, если я не хочу лишнего интереса к своей персоне, в чем уже потерпел мощнейшее фиаско, это не значит, что меня самого не должно интересовать ничего вокруг. Что у них там с банковскими операциями, между прочим, тоже достаточно любопытно.
В городе дороги оказались хуже. Ребристый снег кучами подпирал бровки, местами перегораживал сугробами и проезжую часть, покрытую неровной коркой гололеда. В конце концов Олег вырулил к сплошному грязно-снежному месиву, преодолевать которое не рискнул, машина могла тут увязнуть всерьез и надолго. Затормозил. Теперь сориентироваться бы, что это за улица.
— Я выйду, — сказала Дагмар.
— Я тоже, — Олег заглушил мотор. — Зайдем в «Колесо»? Тут недалеко.
— Не надо. Я сейчас домой, тут тоже недалеко, переоденусь и еще успею на работу, во вторую смену.
— Ты же отпросилась.
— Скажу, что мне стало лучше. Они все равно высчитали бы из зарплаты.
— Такие козлы?
— Какие уж есть.
Олег вышел из машины. Дагмар тоже вылезла, не дожидаясь, пока он откроет перед ней дверцу. Подняла раскрытую ладонь:
— Пока. Созвонимся.
— Подожди, я тебя проведу.
— Не надо, у меня беспорядок.
Дагмар говорила спокойно, без вызова, и даже не очень бросалось в глаза, что она врет, а врала она точно, уж у нее-то беспорядка не могло быть никогда и ни при каких условиях. Не дожидаясь ответа, она зашагала по тротуару, впечатывая каблучки в утоптанный снег.
— А лыжи?
Приостановилась, глянула через плечо:
— А что, в машине оставить боишься?
Такой интонации у нее раньше не было. Не ехидной, без издевки, а будто внезапное и краткое прикосновение чего-то холодного, узкого, скользкого.
Пожал плечами:
— Оставляй.
…а сам закрыл машину и пошел в «Колесо».
Собственно, еще подъезжая к городу, Олег признал, что главная цель этой поездки — не завезти домой Дагмар, а именно посидеть в «Колесе» с ноутбуком. Черт возьми, я, оказывается, соскучился. По «Колесу» с его качающимися шинами и спицами, по темному пиву, по мерцанию монитора в полумраке, а больше всего — по тому миру, который теперь существует для меня только в формате раскрытого ноутбука с минимальной диагональю. Хотя казалось бы. Сколько усилий приложено к тому, чтобы свести этот мир до таких вот оптимальных рамок. Но оптимизировать формат внешнего мира — совсем не то же самое, что отказаться от него вообще. Я правда соскучился. По хулиганским чатам и неспешным конференциям, по новинкам у Буршова и вакансиям на «Вольном копье», по всеведению поисковиков и бессмысленной пестроте новостийных порталов…
И по письмам Анны Свенсен.
С почтового ящика он и начал, едва устроившись за столиком и заказав бокал темного из «Колеса». Пиво еще не принесли, когда Олег отсортировал емейлы, подписанные знакомым и уже почти близким именем, из титанического вороха многодневного спама, где было не под силу искать что-либо еще, претендующее на прочтение. В основной ящик не упало ничего. Странно вообще-то, что ее письма с четко прописанным моим и только моим адресом почтовик до сих пор классифицирует как спам. Впрочем, неважно.