Хабаров. Амурский землепроходец

Демин Лев Михайлович

Возле торговых рядов толпился разношёрстный народ, подъезжали санные подводы с товарами. Хабаров миновал оживлённую часть города и вышел в его северную часть к Архангельским воротам, к бревенчатой стене. За воротами открывалась снежная равнина, скрывавшая белым слоем луга и огороды. Дорога упиралась в скованный зимним льдом ручей. За мостом оказались потемневшие от времени ворота монастыря.

Монаха Досифея Хабаров отыскал в келье за молитвой. В ней пахло расплавленным воском, перед иконами мерцали лампады. Обитатель кельи, одряхлевший, сгорбившийся, поседевший старец, приходу посетителя обрадовался: как-никак это внесло разнообразие в монотонную монашескую жизнь. Заговорил бойко, оживлённо:

— С чем

пожаловал, сын мой?

— Да вот, отец Досифей... Наслышан я, что довелось тебе послужить в Мангазее.

— Это верно, довелось.

— Намереваюсь и я податься в Мангазею. Не расскажешь ли, что ждёт меня там?

— Край сей суров, стужа зимняя зело лютая. Летом гнус донимает. Но коли будешь трудиться в поте лица, со всеми напастями справишься. Господь благоволит к трудолюбивым. Я ведь прибыл на реку Таз, когда только закладывалось городище. Это было ещё в правление государя Бориса Фёдоровича Годунова, а спустя время до нас дошли слухи о самозванце, и о нашествии поляков, и о Великой смуте. Своими руками я первый храм мангазейский рубил, взяв в руки топор. Правда, храмом его трудно было назвать. Часовенка убогая. А вот когда потом население города стало расти, то среди прибывших отыскались и добрые плотники. Возвели отменный храм. Напоминал он устюжские церкви — шестигранный столп, увенчанный луковкой. А когда народу ещё поприбавилось, появился и второй храм.

— Поведай, отче, что же больше всего привлекает людей в Мангазею?

— Пушной зверь, особливо соболь. Время охоты там длится с поздней осени до ранней весны. При мне там собиралось до тысячи промысловиков. Из Мангазеи они расходились вверх по Тазу и его притокам, шли на восток к Енисею.

— Слышал, Мангазея пострадала от большого пожара.

— Ещё как пострадала! Почти вся выгорела. Помню это, будто вчера случилось. Тогда царём на Москве был молодой Михаил Фёдорович из рода Романовых, а у нас, в Мангазее, в ту пору уже две сотни домов стояло, две церкви, а из жителей большой отряд стрельцов и казаков. А когда приходило время для охоты, все промысловые люди покидали город, уходили в поисках зверя. В городе тогда оставались только духовенство и малая часть отряда.

— Отстроилась ли Мангазея после пожара?

— Вроде бы и отстроилась, да вот только не тот теперь город, не тот. И людей, что на промысел туда наезжают, поубавилось. Видишь ли, мил человек, на реку Таз всякие припасы доставлять дорого. Да и пушного зверя в округе стало меньше прежнего. Теперь промысловики стремятся на Енисей, в другие неведомые края.

— А что ж тебя заставило покинуть Мангазею?

— Жену потерял. Хворь её прихватила. Детки выросли, на ноги поднялись и разъехались. Старший сынок дьяконом служит в церкви на подоле Тобольска. А я, как видишь, обветшал. Настало время Богу послужить, грехи замаливать. За долгую жизнь грехов-то накопилось немало.

— Значит, не советуешь податься в Мангазею? — спросил в завершении Ерофей.

— Нет, отчего же? Зверье там ещё не перевелось. Только сил и времени придётся тебе затратить поболе, чтоб вернуться с хорошей добычей. Бог тебе в помощь, мил человек.

Поблагодарив монаха за беседу, приняв его благословение, Ерофей Павлович покинул монастырь. Он встречался со многими устюжанами, расспрашивал их о Мангазее, о промыслах.

Из рассказов он узнавал, что Мангазея стоит на границе безлесной тундры и лесной полосы и то что некоторые промысловики стремятся выйти на Енисей, низовья его были ещё слабо освоены. Чтоб попасть к Енисею, они поднимаются правыми притоками Таза до самых их верховьев, преодолевают волоком небольшие расстояния до верховьев речек, впадавших в нижний Енисей.

Как смог выяснить Ерофей Хабаров, путь в Мангазею был не из лёгких и не обходился без жертв. Чтобы добраться из Великого Устюга до Мангазеи выбирали один из

трёх путей. Первый путь, наиболее опасный, был связан с плаванием по Студёному морю, то бишь Северному Ледовитому океану. Для этого надлежало прежде всего на речном судне достичь Архангельска, там перебраться на морское судно и преодолеть Белое море, а далее плыть морями Баренцевым и Карским до побережья полуострова Ямал. Морская часть пути заканчивалась у его западного побережья. Это была наиболее трудная и опасная часть пути. Идти Карским морем, большую часть года скованного льдом, мореходы опасались и старались этого избегать, плыли мелкими, реками, речками и озёрами Ямала, преодолевая мелководье и волоки, пока не выходили в Обскую губу. Её ответвление — Тазовская губа и впадающая в неё река Таз, наконец, приводили к Мангазее.

Путь этот был едва ли не роковым по следующим причинам. Суда с глубокой посадкой, на которых было бы относительно безопасно пускаться в морское плавание, никак не могли преодолеть мелководные водоёмы Ямала. А пригодные для таких водоёмов суда с мелкой посадкой становились негодными для плавания по бурным северным морям. Поэтому таким путём отваживались плавать лишь немногие смельчаки.

Неудобным оказался и второй путь. Те, кто выбирал его, подымались вверх по реке Вычегде, затем шли против течения по одному из левых притоков, а преодолев водораздел волоком, оказывались в бассейне Печоры. Добирались до её верховьев, подымались к склонам Каменного пояса, северного Урала. Через Каменный пояс шли, используя оленьи и собачьи упряжки. С волока попадали в одну из рек Обского бассейна. Сложность этого пути заключалась в том, что его значительная часть проходила по малонаселённой и безлюдной местности, а кроме того, выбравшим его предстояло миновать протяжённый волок через Уральский хребет. Пользовались и этим путём мало.

Основным и наиболее используемым стал третий, южный путь, что подтверждают и официальные документы, где можно найти свидетельства об этом. Шёл он сперва Северной Двиной до впадения в неё правого притока Вычегды, потом направлялся вверх по Вычегде. Миновав Соль Вычегодскую, вотчину богатеев, предпринимателей Строгановых, выходили путешественники к левому притоку Вычегды, речке Сысоле, и шли по ней до Кайгородка, пройдя земли, населённые зырянами и пермяками. У Кайгородка начинался волок, который приводил путников к верхней Каме. По ней спускались до города Соликамска, центра соляных промыслов. Возле этого города входили в камский приток Усолку и подымались по нему и другим малым рекам Камского бассейна. За перевалом у Павдинского камня текли малые речки, которые могли привести путника в более полноводную реку Туру, приток Тобола. Последний впадал в Иртыш вблизи административного центра Сибири, Тобольска.

Этим путём обычно шли пополнения для Тобольска и других сибирских городков. Этим же путём двигались обозы купцов и промышленников до своей цели, в частности, до Мангазеи. Стремившиеся туда должны были пройти низовья Иртыша до впадения его в Обь... спуститься широкой полноводной Обью до впадения её в Обскую губу, дойти до её ответвления, Тазовской губы, и наконец-то достичь Мангазеи. Долог и нелёгок был сей путь, но им пользовались значительно чаще, поскольку проходил по обжитым местам и был уже неплохо освоен.

Об этом-то Ерофей Хабаров и узнал от собеседников и принял решение: коли решится отправиться в Мангазею, то пойти южным путём. Бродил Ерофей Павлович по лавкам гостиного двора, торгующим пушниной и по торговым рядам. Заговаривал с приказчиками, интересовался ценами на соболя, черно-бурую лисицу, песца. Он приметил, что меха находили покупателя не слишком быстро. Спрос здесь на них был невелик, полки в лавках ломились от нераспроданного товара. Голытьбе ценная пушнина была не по карману, поэтому она и обходила лавки стороной, а богачей в этих краях было немного.