Хабаров. Амурский землепроходец
Шрифт:
К столу подошёл мужичонка не первой молодости, с впалой грудью и редкой бородёнкой. Подьячий критически оглядел его и хмыкнул. Было заметно, что этот посетитель Крутилину явно не понравился.
— А тебя что привело ко мне, божий угодник? — с ехидцей в голосе спросил подьячий.
— Так ведь... Коли прямо сказать...
— Так и говори, не мычи.
— Известное дело... Житуха наша на Сухоне несладкая. Тиун поборами задавил. Опять же извозная повинность...
— А ты бы хотел барином жить? Без поборов, без повинностей?
— Кто бы об этом не мечтал? Может, за Каменным поясом житуха станет слаще?
— Может, и станет. Посмотри и сравни. Всё от тебя будет зависеть. Как государю нашему станешь служить. Хороший служака сумеет службу с прибыльными промыслами сочетать. Такой не только сытно заживёт, но ещё и деньгу в мошну отложит. Так верстать тебя на государеву службу или нет?
— А что ещё остаётся?
Вереницей проходят люди. Разные люди, с разными помыслами. Больше молодых, стремящихся вырваться из-под родительской опеки, готовых открывать и осваивать новые земли, сибирские просторы. А приходят и людишки, явно желающие уйти от суда, затеряться в бескрайней Сибири. Как с такими поступить? Подьячему после раздумий приходит единственная мысль: следует от них избавиться, отправить за пределы воеводства, за Каменный пояс, а уж там его судьба будет на совести тобольского воеводы или иных сибирских администраторств. Так-то!
Ерофей Хабаров насмотрелся на разных ходоков, вызывавших симпатии своим стремлением к неизведанному и откровенную неприязнь из-за явной их корысти и желания уйти от ответственности за дурные поступки. Наслушался он их бесед с Крутилиным. Подивился его долготерпению и умению находить выход из, казалось бы, самой запутанной ситуации.
В Великом Устюге Ерофей Павлович встречал немало людей, пожелавших податься в Сибирь, и понял, что большинство из этих людей, задавленных поборами, деспотизмом тиуна, рвались к лучшей жизни. Казалось им, что Сибирь и государева служба принесут избавление от поборов властей и бедности.
В ожидании весны, когда вскроются реки и станут судоходными, новоявленные казаки приобщались к разным работам, чтоб не даром кормиться за государев счёт. Многие трудились на воеводском лодейном дворе, где строились ладьи, дощаники для будущих караванов, устремлявшихся в Сибирь, становились грузчиками, плотниками. Другие за некую мзду в пользу казны поступали на службу к частным лицам, промышленникам, купцам, мастерам-умельцам. К весне число людей, пополнявших сибирское казачество, росло и росло.
Людей, возвращавшихся из-за Каменного пояса и разочаровавшихся в сибирском житие, Хабаров встречал редко. Переселенцы в основной своей массе всё же приживались в Сибири, втягивались в казачью службу, успешно занимались промыслами, растекались по необъятным сибирским долам, уходили на дальние реки. Возвращались единицы, либо явные неудачники, либо покалеченные и израненные в схватках с диким зверьем или же немирными инородцами.
Общение с различными людьми не заставило Ерофея Павловича проникнуться желанием верстаться в казаки и отправляться за Каменный пояс в составе очередной партии государевых людей. По складу своего характера он предпочитал самостоятельность. Службе и участию в военных походах под началом какого-нибудь казачьего сотника или атамана Хабаров предпочитал самостоятельный промысел, охоту на пушного зверя.
С большим интересом он расспрашивал собеседников о северной Мангазее, центре обширного промыслового района, допытывался и у Герасима Югова, которому уже доводилось промышлять пушного зверя в районе Мангазеи, наняв для этого опытных охотников.
— Интересуешься Мангазеей, Ерофей? — спросил он напрямую, выслушав Хабарова.
— Интересуюсь.
— А коли так, поступай ко мне. Будешь моей правой рукой. Как вскроются реки, отправимся туда.
Ерофей не ответил немедленным согласием, а продолжал расспрос.
— На первых порах Мангазейский край был богат пушным зверем, — отвечал Герасим, — а как хлынула туда волна промысловиков, но зверя, особливо соболя, сильно поубавилось.
— Есть ли тогда смысл отправляться туда?
— Пока есть. Пушного зверя хоть и поубавилось, но всё же он не перевёлся. На нашего брата хватит. Так согласен завербоваться ко мне в отряд?
— Подумаю.
— Ишь, какой ты тугодум.
— А Мангазея-то большой город?
— Скорее поселение, но об этом тебе лучше расскажет отец Досифей. Инок Михайло-Архангельского монастыря, самого старого в городе.
— При чём тут какой-то монах? Я же Мангазеей интересуюсь.
— А он и есть живая история Мангазеи. С первого дня её основания был настоятелем тамошнего храма. Тебя в ту пору ещё на свете не было. При нём Мангазея сгорела дотла вместе с храмом. Досифей — он в ту пору ещё не был монахом — подымал церковь из пепелища. А уж после, как овдовел, состарился, он решил принять монашеский сан. Посети его, порасспроси.
Ерофей Павлович последовал совету Герасима. Расположение Великого Устюга он знал хорошо и без расспросов добрался до Михайло-Архангельского монастыря.
Город вытянулся длинной полосой вдоль левого берега Сухоны. Несколько ниже города эта река сливалась-с другой рекой, Югом, вместе они образовывали Двину. Ерофей Павлович знал, что Югов прозывался так потому, что его отец проживал прежде в выселке на берегу реки Юг, пока не переселился с семьёй в Великий Устюг. Так его и стали прозывать Юговым. Это прозвание передалось его сыновьям и внукам.
Юго-восточная, сравнительно небольшая часть города, напоминающая своими очертаниями остроконечный треугольник, составляла крепость-городище. Здесь находились воеводский двор, тюрьма, амбары с государственными припасами, сторожевая изба, пороховой погреб.
Из городища через Спасско-Городищевские ворота можно было попасть в основную часть города — посад. Наиболее важные деловые постройки, торговые ряды, гостиный двор, таможенная изба, другие учреждения воеводства тяготели к берегу Сухоны. Основная часть посада застроена обывательскими домами, в которых обитают купцы, ремесленники, чиновный люд, духовенство, разная городская голытьба. По всему городу разбросано много храмов, все деревянные. Пора каменного строительства ещё только приближалась. Большинство храмов было небольших. Редко основной подкупольный барабан дополнялся по краям малыми барабанами, увенчанными луковками.