Хадамаха, Брат Медведя
Шрифт:
Брошенная цепь хлестнула Хадамаху по ногам. Перед ним, яростно дергая длинным гибким хвостом, стояла черно-рыжая тигрица.
– Ар-р-гх! – оскалив клыки, тигрица перескочила через валяющиеся у лап ошметки жреческой рубахи.
Хадамаха перехватил мяч за цепь, другой рукой судорожно сдирая с себя куртку.
Амба прыгнула – шипастый мяч ударил ей в ухо. Тигрица шарахнулась… Брошенная Хадамахой куртка залепила ей морду. Сдавленно рыча, черно-рыжая кошка мотнула башкой, отбрасывая куртку в сторону. Припадая брюхом ко льду крыши, стелющимся шагом двинулась к Хадамахе. Желтые глазищи насмешливо щурились.
Ду-дуф-ду-дуф-ду-дуф! – со скоростью сыплющего стрелами боевого лука каменный мяч замолотил по площадке. Амба завизжала от боли, отчаянно
Кривые когти завязли в плотной черной шерсти. Ребра тигрицы будто стальным обручем стиснуло. Бешено рыча, на скользкой ледяной крыше сцепились громадная кошка и молодой черный медведь.
Амба попыталась впиться клыками в горло. Медведь прижал голову к груди, закрывая шею. Амба немедленно вцепилась ему в ухо. Рев боли вырвался из груди зверя, но медведь только усилил хватку. Тигрица почти по-человечески застонала, медведю показалось, что он слышит хруст ее костей.
– Пу-с-с-ти-р-р, – невнятное слово с хрипом продавилось сквозь не приспособленное для речи горло, широкая морда тигрицы скомкалась складками.
Медведь ощерился в желтозубом оскале, обдавая тигрицу жаром из пасти. Это ж совсем худо должно быть, чтоб попробовать заговорить в другом облике! И он только сильнее стиснул лапы. Убить не убьет, но заломает наглую кошку как следует, чтоб не думала, что если город, а не тайга, можно на Мапа хвост задирать. А уж потом приведет в человеческий вид и порасспросит как положено, откуда в ее каменном мяче Рыжий огонь и что это у нее со жрицами такое непонятное выходит…
Позвоночник тигрицы начал выгибаться назад. Таежная кошка замолотила лапами, пытаясь располосовать плотную шкуру медведя…
Тугой, как плеть, черный вихрь пронесся над крышами. Медведю показалось, что его с маху шарахнули дубиной по носу – такой оглушительной силы смрад ударил в раздутые ноздри. Воняло алой гарью тысячи пожарищ, поднимающимся из-под земли Рыжим пламенем чэк-наев. Еще пахло кровью, человеческой кровью, замешанной на обессиливающем страхе и боли. И немытыми старухами. Будто его сунули головой в тюк с Днями не стиранными старушечьими лохмотьями. Из глаз медведя разом хлынули слезы, он судорожно замотал головой… Тигрица люто рванулась. Перекувыркнулась, как кошка, которую пнул ногой хозяин, и распласталась на льду крыши. Черный, похожий на воронку вихрь метнулся к лежащей в беспамятстве Демаан. Вздыбился над беспомощной верховной и всосался внутрь держащей Демаан скульптуры. Ледяная фигура пошла тонкими трещинами, мгновенно наполняющимися клубящейся злой чернотой. Ледяной зверь взорвался, осыпав крышу мелкой колючей крошкой. Бесчувственная Демаан тряпичным тюком упала на лед. Рядом с Демаан ляпнулась толстая жрица. Ухватила верховную за ее тряпки и рывком вздернула в воздух.
Медведь протестующе взревел… Черный вихрь рванул ему наперерез. Вокруг медведя закружилась черно-серая мгла – и перед ним распахнулся истекающий мутной слизью белесый глаз! Вкрадчивые пальцы коснулись шеи, нащупывая под жесткой шерстью биение жил… Медведь зарычал, полосуя воздух когтями.
– Хи-хи! Хи-хи-хи-хи! – с гнусным хихиканьем, от которого кишки сворачивались в комок, черный вихрь закрутился воронкой, промелькнули белесый глаз, ржавозубая пасть, дергающийся алый язык… Медведь встал на дыбы и, растопырив лапы, ринулся прямо сквозь живую черноту.
С громким хлопком вихрь лопнул.
На крыше никого не было. Только вдалеке медведь успел увидеть промелькнувший, как сполох, черно-рыжий длинный хвост, да с темных небес, удаляясь, все еще доносилось старушечье хихиканье.
Свиток 12,
о том, как тяжела и болезненна может быть служба стражницкая
Раскачиваясь из стороны в сторону и горестно
И возникший на месте медведя мальчишка шарахнул кулаком об лед. Ледяная крыша обжигала голые ноги, но Хадамаха не чувствовал холода! Упустил, всех упустил – и что теперь делать? Что делать, когда обнаружится исчезновение Демаан? Рассказать тысяцкому, как девочка выскочила из стены, а потом улетела на орле? Как прислужница Демаан шарахнула свою верховную каменным шаром по башке, а сама превратилась в тигрицу? Как жрица Голубого огня – вместе с однорукой и одноглазой нижней албасы! – похитила верховную жрицу собственного Храма? А еще скуластый мальчишка кидался Рыжим огнем и на крышах города камлал черный шаман! Умгум, и стуча ластами, плясала сказочная бескрылая птица пингвин! Снеговики тают, полярники плавают на льдинах! Хадамаха представил себе, как тысяцкий холодно сообщает ему о вреде сушеных мухоморов для неокрепшего детского организма, а стражники в караулке ехидно интересуются: доводилось ли Хадамахе уже слышать рев атомохода в тумане, или обошлось пока?
А проклятый черный шаман тем временем продолжит свое, соответственно, черное дело! Убивать будет, подземный Огонь из Нижнего мира призывать, тварей жутких… Пальцы у Хадамахи невольно сжались, будто стискивая горло проклятого Черного! Знать бы только, кто тот поганец, что накамлал на головы обитателей Среднего мира все беды, он бы… Хадамаха вдруг поперхнулся. А ведь он знает! Знает!
Мысли выстроились стройной цепочкой, и парень аж обалдел от кристальной ясности и простоты собственной догадки. Девочка с голубыми волосами, мальчишка с манерами большого господина и… третий, тощий тундровый хант-ман с простецкой мордой! Его тень на снегу! Он и есть – черный шаман! Хадамаха стиснул голову руками, всерьез боясь, что распирающие ее мысли сейчас вылезут через уши и раскатятся по крыше. Все сходилось: хант-ман тундровый – и первые явления чэк-наев тоже начались в тундре! Потом Рыжий огонь полыхнул в тайге – в стойбища полезли мэнквы… Хадамаха готов был заложиться на что угодно, к этому моменту тощий хант-ман был там! А теперь добрался до города – странная троица объявилась у ворот, когда начались убийства!
Хадамаха упрямо наклонил голову, его небольшие глаза зло щурились под низко нависшими бровями. Сидел себе, гадина черная шаманская, в своем Нижнем мире тысячу Дней – ну и дальше бы сидел! Нет, вылез, приперся – кто его ждал, кто ему рад? Нету такого закону, чтобы тварей на людей натравливать! Мальчишка вскочил и заметался по крыше, собирая свои вещи.
Спасибо духу – Хозяину тайги, куртку удалось сберечь, а вот штаны… Не напасешься штанов на этот город – вторая пара в клочья! В полуголом виде он до кузнечной слободы не доберется – свои же собратья стражники задержат! Хадамаха свесился с крыши, разглядывая пустынные переулки внизу. Умгум. Пожалуй, вот это ему подойдет. Цепляясь за завитки ледяной резьбы, мальчишка быстро спустился вниз.
Ляп! Босые ноги звонко впечатались в ледяной тротуар. Немолодой, надутый, как перезрелая ягода, купец, поспешающий к своей лавке через тихие улочки спокойного и солидного прихрамового квартала, поднял глаза… и остановился, хватая ртом воздух. Возвышаясь над ним, как некрупная гора, стоял городской стражник – в куртке с гербом, с уставным ножом на поясе и… без штанов! Прежде чем возмущенный таким непотребством купец успел хоть что-то вякнуть, стражник сурово сдвинул брови и рявкнул совершенно по-медвежьи: