Хадамаха, Брат Медведя

Кащеев Кирилл

– Я… я сам толком не знаю, – пробормотал Хадамаха. – Я заблудился, жрица Кыыс меня нашла, стала ругать, велела убираться из того зала. Я пошел, а потом вдруг вспыхнул такой свет, что я прям ослеп. А когда снова видеть стал – жрицы Кыыс уже не было, зато других жриц набежало превеликое множество.

– И ты, мужчина, стражник, даже не пытался жрице помочь? – с недоверчивой укоризной покачал головой Советник.

А вот на «слабо» брать не надо! Он же по соседству с языкатыми Амба вырос – с тех, кто легко поддавался на «слабо», еще в медвежатах шкуру спускали. Хадамаха столь же укоризненно поглядел на Советника в ответ:

– Ну как же не пытался – а за одеялами кто ходил?

– Понятно, – голос Советника потяжелел,

и он пристально уставился на Хадамаху. Мальчишке казалось, что взгляд его, острый, как нож для обдирания туш, снимает кожу с головы и Советник отлично видит прячущуюся внутри ложь.

«Все-таки не миновать подвалов», – безнадежно подумал Хадамаха.

Но тут Советник неожиданно отвернулся.

– Жаль, что ты ничего не видел, – вздохнул он, прихлебывая из кубка. – Все это странно, очень странно. Указы еще храмовые… Ты знаешь, что их было два? – обратился он к тысяцкому. – Первый – одновременно с появлением Айгыр. Закрытый, только для храмовой стражи, на арест молодой жрицы…

Хадамаха едва не кивнул – точно, когда Пыу за Аякчан ходил, а та его выпороть велела.

– А вот второй – на арест девочки, что выдает себя за жрицу! – Советник сильно надавил на последние слова. – И еще двух мальчишек – и вот с этим-то приказом непонятно, откуда он взялся. Айгыр и Демаан к той поре уже исчезли.

– Да с храмовыми приказами вообще ерунда получается, господин Советник! – влез тысяцкий. – Представляете, давеча бежит по улице купчина – солидный, толстый, парка богатая, а без штанов! Я думал, пьяный, хотел его вязать, а он сам в караулку – шасть! Приказчики у него в лавке, кричит, указу сопротивляются, как жрицы, с голым задом, ходить не хотят. Так не пошлю ли я караул, чтоб с них, значит, штаны поснимать, а то ему перед Храмом отвечать неохота. Насилу его успокоили. Я тогда думал – подшутил над ним кто, а сейчас, с этими храмовыми указами, уж и не знаю, – тысяцкий развел руками.

Хадамаха почувствовал, что его начинает разбирать смех – нелепый, дурацкий и неудержимый. Он сжался в комок, пытаясь остановиться, но смех тут же прорвался мелкой дрожью и коротким, похожим на всхлип, хихиканьем. Советник некоторое время смотрел на него – и протянул ему свой кубок с аракой.

– На, хлебни, полегчает. Что, сильно перетрухал, парень?

Сцепив постукивающие зубы, Хадамаха поглядел на кубок и отрицательно мотнул головой:

– Ничего я не перетрухал!

– Напрасно, – наставительно сказал Советник. – Храма бояться надо. Вон, голубоволосые уже своих арестовывать повадились. Чуют, что их время уходит… голозадые, – усмехнулся он. Его пальцы задумчиво постукивали по ободку чаши. – Демаан приехала сюда за черным кузнецом. Среди горожан ходят слухи, что в городе камлает шаман – это Ночью-то! В самом храме гуляют истории о девчонке, которая вроде бы чэк-най остановила. А когда мы с тобой, парень, на улице встретились, ты арестованных вел. – Он снова пристально уставился на Хадамаху, и тот понял, что рано расслабился. – Девчонку, мальчишку из южных кузнецов и мальчишку-шамана – ты еще его бубен под мышкой нес!

– Они сбежали, – немедленно выпалил Хадамаха. – Я и не разобрался толком, кто такие – по развалинам шастали, искали там чего, я их и арестовал. А потом в караулку Пыу явился, орать начал, что они храмовые преступники. Вот они суматохой воспользовались и сбежали.

– Хорошему стражнику никакие Пыу не должны мешать, – наставительно сказал Советник. – Вдруг ты и впрямь настоящих Черных упустил! – Он усмехнулся, давая понять, что шутит. – Глядишь, договорились бы с ними – старые сказки говорят, при Черных твари Нижнего мира по Среднему не разгуливали.

– Договоришься с ними, как же. Черные все-таки – вдруг они Айгыр да Демаан в жертву нижним духам принесли? – пробормотал тысяцкий.

– Значит, сперва наградили бы! – невозмутимо заявил Советник. – Ладно, пошутили и хватит, – неожиданно

резко сменив тон, бросил он. С силой провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть с него печать усталости. – Что будем Королеве говорить, когда она появится? Время пока есть – у Ее Снежности нынче важные дела. В тундре окромя взрослых Вэс, которые хант-манские паули топчут, детеныши отморозились, самец да самочка. Ее Снежность туда отправилась – интересуется, нельзя ли их приручить, да поженить, да потомство получить. Мама для мамонтенка… – сардонически процедил он. – А вот как вопрос с личным королевским стадом мамонтов будет решен, тут она уже и к нам прилетит выяснять, куда ее верховные делись! Так что ищите, господа городская стража, ищите! Айгыр с Демаан или тех, кто виноват в их исчезновении, – не детишек или сказочных черных, а настоящих виновников! – Он мгновение подумал и добавил: – Хотя если сбежавших ребятишек найдете, я бы не прочь с ними побеседовать. Просто побеседовать – без участия храмовой стражи. Уж больно часто они мелькают там, где происходит… – он замялся, выбирая подходящее слово, – …странное. И мне вовсе не хочется, чтоб на этот город обрушилось больше бедствий, чем он уже вынес.

– Они небось давно из города смылись, – пряча глаза, пробормотал Хадамаха.

– Куда? Мэнквам в пасть или жрицам в Пламенные объятия? – разглядывая Хадамаху воспаленными от недосыпа глазами, как-то печально поинтересовался Советник, и снова мальчишке показалось, что тот видит его насквозь. Хадамаха почувствовал себя неловко – врать этому человеку было стыдно. А понимать – тот отлично знает, что Хадамаха врет, но хватать и тащить в подвалы не спешит – еще хуже. Советник напоминал крупного волка – вожака стаи – из тех, с кем даже сородичи-Мапа на узкой тропе предпочитали разойтись мирно. Потому как заломать такого, может, и заломаешь, а вот сколько шкуры останется в волчьих клыках – неизвестно, как бы не вся целиком! Советник вызывал уважение.

Хадамаха нюхом чуял – тот действительно переживает нынешнее бедствие как случившееся с ним самим. Действительно хочет все исправить и сделать как лучше! Лучше для Сивира! И может быть, даже способен понять и поверить во все невероятные происшествия нынешней Ночи? Ради города. Хадамаха на мгновение заколебался…

– Я…

– Да? – с интересом поглядел на него Советник.

– Я… попробую найти их, господин Советник, – хрипло выдохнул мальчишка. Нет, он не может так, по своему почину все рассказать – ребята ему доверились.

– Попробуй, попробуй, – довольно равнодушно, явно не замечая душевных терзаний Хадамахи, откликнулся тот. – Ты выведи мальчишку, чтоб к нему опять кто не прицепился, – снова возвращаясь к своей обычной манере отдавать приказы, бросил Советник тысяцкому и, не оглядываясь, вышел вон из комнаты.

В молчании тысяцкий и Хадамаха миновали коридоры храма, в молчании выбрались на двор и двинулись по главной улице.

– Советник, который не любит жриц, – наконец едва слышно пробормотал Хадамаха. Вот бы они с Хакмаром поладили!

– Это теперь модно, – скривил губы тысяцкий. – У нас на юге это всегда было модно, а теперь и до столицы добралось! Богатые роды набирают все больше силы – так что даже жрицам приходится с ними считаться. Все больше разговоров, что цена Храмового огня чересчур высока. Что жрицы больше берут, чем дают. Что правление скандальных баб погубит Сивир. Что Храм ослаб, жрицы теряют силу… Видно, есть в этом доля правды, – тысяцкий мстительно улыбнулся. – Раз уж того именитого тойона, который говорил громче всех, нынешняя Королева не отправила на Костер, а избрала своим Советником. Только я так думаю, – останавливаясь у памятника основателям, рассудительно добавил тысяцкий, – без Голубого огня Сивир жить не может, значит, жрицы всегда будут при власти. И очень по-чудацки будет, если обычный мальчишка вдруг начнет повторять неосторожные слова самого Советника.