Хагалаз. Безликая королева
Шрифт:
Анвиль опасливо двигался вдоль улиц, постоянно оглядываясь, как бы кто его не заметил. Но в деревне стемнело, и люди уже разошлись по хатам. Они мирно готовились ко сну, пока юноша в тайне намеревался совершить убийство, и от этой мысли его коробило до глубины души. Ещё недавно он чувствовал себя героем, что пусть и по случайности, но уберёг от гибели дитя, а теперь был вынужден предать его ножу или расплатиться за содеянное.
«О каком таком зле говорил жрец? Почему я ничего не чувствую?» Анвиль снова и снова смотрел на детское личико, пока брёл через поля к лесу. «Если я не убью его, а просто оставлю там, жрец узнает? Столь ли велика сила, о которой говорят?» Рисковать судьбою Анвиль не хотел, но и помнить о том, что сделал тоже. Едва юноша оказался в лесу, он перешёл на медленный шаг, внимательно смотря под ноги, и запоминая дорогу. Он не знал, как
Юноша сделал глубокий вдох.
— Давай...ты сможешь. Этот ребёнок опасен...ему будет лучше если...
Анвиль собрался с духом для того, чтобы нанести единственный удар и броситься проч, как тельце вдруг шевельнулось. Будто предчувствуя скорую смерть, ребёнок сморщился, и в свете пламени показался Анвилю уродливым старцем. Прошло несколько мгновений, и младенец заплакал. Юноша опустил нож на траву, с ужасом взирая на крохотное беззащитное создание. Ребенок пришёл в себя. Он плакал, быть может на подсознании звал на помощь мать.
— Тише... — Анвиль поспешил его снова закутать. — Тише...не плачь.
Голос дрожал, как и руки. Юноше самому хотелось плакать, он растерялся и не знал, что теперь предпримет. Прижав свободной рукой младенца к себе, Анвиль стал его покачивать.
— Тише... всё хорошо, всё хорошо...
Но как назло ребёнок не унимался. Анвиль с опаской осмотрелся. Бросить его на произвол судьбы? Хищники наверняка услышат плач. Вернуться с ним в деревню на свой страх и риск? С ужасом глядя в бесконечную ночь, юноша молился о том, чтобы быстрее взошло солнце. Ему казалось, что солнце развеет все страхи, что рассвет принесёт спасение, ответ. Но ночь всё длилась и длилась, а младенец плакал, пока голосок его не начал сипнуть от усталости.
«Я могу всё закончить, — думал Анвиль, — нужно лишь проткнуть его и бежать...бежать обратно в деревню и забыть всё, как страшный сон. Никто никогда не узнает...» И всё-таки юноша не мог заставить себя пустить в ход оружие. Сама мысль о том, что он должен убить дитя, сводила с ума. Анвиль прижимал ребёнка, не в силах унять собственную дрожь.
Окончательно убедившись в том, что не сможет ему навредить, юноша решил бежать, только не в деревню, а прочь от неё. Он решил бежать вместе с ребёнком, унести подальше от места, где его чуть дважды не настигла смерть. «Он никогда об этом не вспомнит, — подумал Анвиль, — у него должен быть шанс вырасти хорошим человеком. Я помогу ему таковым стать и однажды...я докажу всем, что они ошибались, что они не имели права лишать жизни невинное создание». И поднявшись на ноги, юноша ринулся в чащу, увлекая за собой ревущего младенца. В тот момент он не думал ни о чем, кроме того, что совершает благородный поступок. Если уж и быть героем, то до конца. Анвилю чудилось, что побег даёт новый шанс не только ребёнку, но и ему самому.
Глава 8 Пристанище эал
Улицы Архорда кишели людьми. Торговцы, ремесленники, воины и крестьяне суетливо сновали между друг другом, спешили по делам или же просто прогуливались, наслаждаясь прелестями столицы: кабаками, памятниками и забитыми в такой час рынками. Пекло. В воздухе царствовали запахи прелых ног, потных подмышек, пыли, чего-то жаренного — все смешивались в сумбурный столичный вихрь вони, для кого-то привычной, а для кого-то невыносимой. Повсюду гомон. Люди пытались перекрикивать друг друга, привлекая внимание к себе, своему товару, или кому-то, чьи действия противоречили устоявшимся местным законам. Их беседы не были содержательны. Живя довольно беззаботно, ни один не задумывался о чём-то серьёзном. Хохот, кривой оскал, грубый кашель в стороне. «Отвратительное место», — думала Хаара, теснясь к краю дороги и ведя под узду лошадь. Они с Карлайлом обошли уже несколько трактиров, но нигде не нашлось свободного местечка даже за приличную плату. Хаара начинала уставать. Шум столицы действовал на нервы. Она отвыкла от этой суеты.
Раскрасневшееся в духоте лицо скрывал капюшон плаща, снять который девушка не решалась даже в крайности. Хоть её и считали умершей, а предосторожность не мешала. Раньше она и не догадывалась, что улицы Архорда могут вызвать тоску и неприязнь, ведь некогда она так любила этот содом и бессмысленные разговоры местных жителей, их не менее глупые лица, кривые усмешки, пошлые шуточки, а временами совершенно непристойное поведение. Это было давно. В другой жизни.
После нескольких часов скитаний по площадям и переулкам, парочка, наконец, обнаружила ещё одно невысокое каменное строение. Оно было всего в два этажа, с косой ветхой крышей медного цвета, старыми отколотыми ступенями, которые за век своего существования видели и кровь, и блевотину, и стало быть редко мылись. Над ними болталась небольшая перекошенная деревяшка, один край которой ещё удерживала ржавая цепочка. Буквы, криво выцарапанные на ней, гласили: «Пристанище эал».
— Судя по названию, место не самое гостеприимное, — заметил Карлайл. Хаара смерила взглядом вывеску, крышу и окна с закрытыми тёмными ставнями. Трактир вызвал довольно неприятные ассоциации. Когда-то давно она бывала здесь со старшим братом. В те далёкие годы, они, будучи детьми, захотели приключений и сбежали из замка. Какова же была ярость отца, когда он узнал об их легкомыслии! Наверное, в тот момент он и не думал избавиться от части своих детей, да и сожалел ли он об этом после? В любом случае, беглецов быстро нашли, и никто из «дурных людей», как тогда выразилась королева, не успел воспользоваться их неудобным положением.
— Какая разница? Лишь бы была кровать, — отозвалась Хаара, сглотнув спрессовавшуюся горьковатую слюну. От боли ныла перевязанная рука, ещё несколько дней назад побывавшая в пасти садала. Теперь тело девушки взмокло от духоты, и пот, попавший в рану, вызвал чувство острого жжения.
Они постучались, и в первые минуты никто не открыл. Девушка вздохнула, подумав о том, что в очередной раз свободных мест для них не окажется, но вскоре послышались приближающиеся грузные шаги. Щелкнул замок, затем дверь приоткрылась. Противно заскрипели ржавые петли. На пороге возникло лицо, которое с лёгкостью можно было принять за мужское, если не присматриваться. Впрочем, детально изучив обладателя квадратного подбородка, выпирающей потрескавшейся губы, над которой виднелись редкие тёмные усики, горбатого носа и лысых серых глаз, Хаара перевела взгляд чуть ниже, туда, где под платьем виднелась обвисшая грудь с торчащими сосками, и сообразила, что на пороге возникла всё-таки женщина. От неё несло перегаром, но Хаара даже не поморщилась. Не хотела выказывать неуважение хозяйке, ведь искать ночлег становилось всё сложнее.
— Нам нужно две кровати, стойло для лошадей и ужин.
Женщина хрюкнула, бегло осматривая сначала девушку, затем мужчину, стоявшего за ней.
— Десять линар.
— Десять? — поразилась Хаара. — Не хотите ли вы сказать, что предлагаете нам царские покои?
— Десять линар, и две койки под чердаком ваши. Если не можете заплатить... — женщина собралась закрыть дверь, но Хаара ухватилась за её край, давая понять, что диалог не окончен.
— Хорошо, мы заплатим.
Хозяйка язвительно усмехнулась. После того, как она получила деньги, Карлайла и Хаару отвели в маленькую комнатушку, что действительно располагалась под самым чердаком. Здесь стояли только две шаткие кровати и маленькая пыльная тумба. Хаара приоткрыла её и сморщилась от вида паутины и гниющих остатков кем-то давно забытой еды. Окна, как и везде, закрывали ставни, от чего в комнатушке царил полумрак. Небольшое отверстие в стене пропускало лучик света и шум, доносящийся с улицы.
— Напоите лошадей, — сказала Хаара тоном более властным, нежели просящим, когда женщина собиралась уходить. Та удалилась молча и, закрыв за ней дверь, девушка, наконец, скинула с головы капюшон. На лице сразу же проявились следы усталости и нестерпимой муки. В висках неприятно пульсировало, и Хаара, чувствуя, что в комнате нечем дышать, тщетно попыталась открыть окно.
— Десять линар... нас безбожно грабят. Эта проклятая комната не стоит и четырёх полагающихся.
— Тогда почему ты согласилась на цену? — спросил Карлайл отрешённо, не имея цели завести с девушкой очередной спор. Они и так долго не разговаривали. Мужчине казалось, что Хаара до сих пор не пришла в себя, хотя свой гнев он уже подавил.