Хамелеон 2
Шрифт:
— Да, действительно, товарищ Тухачевский старался раскрыть мне глаза на недооценку многими конструкторами, включая меня самого, всей гениальности и огромного потенциала динамо-реактивных пушек, — не стал Грабин делать тайну из темы имевшей место беседы. — Да и про дивизионные пушки поговорили немало.
— И как? Раскрыл? — аж издал легкий смешок Геркан.
— Каждый из нас всё же остался при своём мнении, — весьма дипломатично ответил главный конструктор потенциальной новой дивизионки, заметив, что на них двоих то и дело бросает заинтересованные взгляды как раз обсуждаемый ими командарм.
— Что же, это очень хорошо. Отстаивать своё мнение перед столь высокопоставленными персонами надо уметь. Считайте, что то была репетиция перед сегодняшним заседанием, — удовлетворенно кивнул услышанному Александр.
— А разве сегодня будут обсуждаться и ДРП тоже? — откровенно удивился Грабин, поскольку ни о чем подобном даже не
— Много чего придется сегодня затронуть, товарищ Грабин. Вы, главное, себе не изменяйте и говорите правду. Кривду и без вас найдется кому озвучить. Все же некомпетентных людей, увы, везде хватает, — породив этой фразой куда больше вопросов, нежели дав ответов, Геркан ободряюще похлопал собеседника по плечу и отправился дефилировать по залу. Вчера Сталин недвусмысленно дал ему понять, что сегодня потребуется сделать всё возможное, но наяву продемонстрировать членам правительства некомпетентность ряда краскомов, которых можно было бы назвать соратниками Тухачевского. Только по этой причине его и пригласили сюда, поскольку никакого иного резона появляться на данном совещании у него не имелось совершенно. Да и не пригласили бы его вовсе. Ведь кем он был в структуре РККА? На фоне всех прочих присутствующих в приёмной персон — практически никем. Всего лишь командиром одного из батальонов 1-го легкотанкового полка всё еще формируемой мотострелковой дивизии — идея о размещении «своих» танков в Лефортово приглянулась Иосифу Виссарионовичу, вот и перевели Александра из танковой дивизии в новую часть. Правда, тяжелых танков не дали по причине их физического отсутствия, ограничившись общевойсковыми Т-26.
Наконец дождавшись окончания совещания посвященного какой-то иной теме, ожидавшие своей очереди «артиллеристы» были приглашены в зал заседаний, где и расселись, либо за длинным столом, либо вдоль стен — там, где имелись стулья и кресла. Причем во главе стола восседал отнюдь не Сталин, а глава правительства — Молотов, тогда как руководитель СССР пребывал на ногах, расположившись близ одного из окон. Молотов же и начал собрание, дав слово начальнику Артиллерийского управления и управления снабжения РККА — комкору Ефимову, Николаю Алексеевичу. И тот, не став оригинальничать, подтвердил, что, являясь главным артиллеристом страны, голосует обеими руками за универсальную пушку Маханова, не смотря на выявленные при смотре многочисленные недостатки. Вслед за ним с соответствующими подтверждениями своих точно таких же позиций выступили иные высокопоставленные представители РККА. Но не все, не все. Были и те, кто промолчал. За всё это время Сталин не единожды подходил к Грабину, с целью проконсультироваться у того насчет информации озвучиваемой выступающими товарищами. Глава страны ни в коем случае не считал себя специалистом в артиллерийском деле, отчего банально не понимал — где же истина. А меж тем требовалось спешить с перевооружением армии и при этом не ошибиться в сделанном выборе. Складывающаяся в мире ситуация уже сейчас не внушала доверия. Французы и те уже вовсю начали заигрывать с немцами, идя на одну поблажку за другой, тогда как опасавшиеся растущей милитаризации Германии страны, вроде Чехословакии, Югославии и Польши, едва ли не во все колокола били по этому поводу в надежде поднять общемировую тревогу, пока не стало слишком поздно. Да и японцы активно зарились на территории Монгольской Народной Республики, обеспечить защиту которой являлось делом принципа для СССР. В общем, пушка требовалась! И срочно! В конечном итоге, по завершении выступлений Маханова, а также представителей завода №8, то и дело получавший от всех присутствующих короткие записки Молотов дал слово Грабину.
— «Да, всем известно, что США занимаются разработкой дивизионной универсальной пушки. Но мы не знаем, приняли ли они на вооружение хотя бы одну из трех своих универсальных пушек Т-1, Т-2 или Т-3. Полагаю, у них поисковые работы. Трудно допустить, что после всестороннего анализа универсальной дивизионной пушки они не откажутся от неё. А мы гонимся за ними, американская идея универсализма стала у нас модной.»[1] — В последующем Грабин максимально подробно разобрал все недостатки подобных орудий — и технические, и экономические, по сути, повторив то же самое, что говорил днем ранее на полигоне. Вслед за ним слово взяли по второму кругу все остальные присутствующие, продолжая гнуть именно свою линию. И вся эта говорильня не прекращалась до тех пор, пока находившийся всё это время на ногах Сталин не подошел к сидящему тихой мышкой Геркану и, слегка повысив голос, дабы все услышали,
— А чего это у нас все говорят, высказывают своё мнение, дискутируют, а товарищ Геркан всё молчит и молчит? Неужели вы прибыли на данное заседание лишь для того, чтобы молчать? Помнится, когда несколько лет назад вы демонстрировали нам на полигоне свои танки, то были куда более словоохотливы. Товарищ Ворошилов, для чего вы пригласили товарища Геркана на это заседание? — Да, это была «домашняя» заготовка, заранее оговоренная Иосифом Виссарионовичем с обоими. Всё же входить в открытое противостояние с одной из сильнейших «генеральских группировок» в РККА ему пока было рано. А вот свалить всё на наркома обороны, у которого и так складывались очень напряженные отношения со своими заместителями — вполне допустимо. Заодно просматривалась неплохая возможность разделить ответственность за последующее со всеми членами правительства.
— Товарищ Геркан был приглашен мною, как один из создателей наших танков и как командир танкового батальона, имеющий личный боевой опыт проведения танковых атак. Всё же обсуждаемые нами орудия обязаны обладать возможностью вести борьбу с бронированной техникой противника. А из всех создателей того же Т-24, лишь Александр Морициевич оказался под боком. Здесь, в Москве. Вот я и посчитал необходимым услышать мнение о пушке того, кто, так сказать, обычно пребывает с противоположной стороны прицела, — четко и по делу навешал лапши на уши собравшимся Ворошилов. Хотя определенная доля правды в его словах всё же имелась.
— Так, может, пришла пора дать слово товарищу Геркану? — переведя взгляд с наркома обратно на обсуждаемого краскома, не столько поинтересовался, сколько произнес утвердительно Сталин. — Он, если я не ошибаюсь, частично потерял память вследствие полученного ранения и может не помнить наше прежнее общение, отчего ныне испытывает некоторое стеснение. Так вы, товарищ Геркан, — наконец обратился он непосредственно к пристально разглядываемому всеми Александру, — не стесняйтесь. Видите, как мы все тут непринужденно разговариваем в попытке найти истину. Вот и вы вливайтесь в текущее обсуждение. Ваше мнение видится мне не менее важным, нежели таковое товарищей артиллеристов. Давайте, давайте, поделитесь с нами своими соображениями по поводу всего услышанного. — Полностью отыграв свою роль, глава государства отступил немного в сторону и, оперевшись спиной о подоконник, принялся обозревать своим взглядом большую часть собравшихся. Очень уж ему хотелось запечатлеть в своей памяти выражения лиц некоторых «товарищей», прежде чем начать их потихоньку давить.
— Благодарю, товарищ Сталин, товарищ Ворошилов, — было дернувшись, чтобы подняться, он, как и Грабин прежде, почувствовал на своём плече руку секретаря ЦК и, повинуясь невербальной команде, сел обратно на стул. — У меня действительно найдется, что высказать по обсуждаемому вопросу. И, если никто не возражает, я слегка углублюсь в историю, чтобы на весьма ярком примере продемонстрировать заблуждение тех, кто ратует за внедрение универсальной пушки.
— Только постарайтесь углубляться не сильно далеко в века. Боюсь, что время данного заседания всё же не бесконечно, — позволил себе пошутить «хозяин», под едва слышимый ропот сторонников универсальности.
— Столь глубоко нам за примером обращаться нет необходимости, товарищ Сталин, — тут же мотнул из стороны в сторону головой докладчик. — Достаточно вспомнить 1897 год, когда французы приняли на вооружение свой аналог нашей старой дивизионной трехдюймовки. Полагаю, что товарищи из артиллерийского управления прекрасно знают, как французские генералы называли это орудие, и отчего Франция встретила Империалистическую войну, имея в войсках только лишь такую современную на тот момент пушку? — несколько слукавил Геркан, обратившись к давящим его тяжелыми взглядами краскомам именно так. Все же и относительно современная 155-мм легкая гаубица у французов тоже имелась. Однако в мизерных количествах и с откровенно жалкими характеристиками по дальнобойности. — А называли они её универсальной, предполагая, что легкая и скорострельная пушка сможет смести шрапнелью и картечью любого противника, не давая тому даже шанса, чтобы опомниться. И это оказался сильнейший промах в их военной теории, что едва не стоил французам потери Парижа. Стремление обладать одним единственным универсальным орудием едва не погубило их страну. Если бы тогда продавший свой народ за английское и французское золото Николай Кровавый не пожертвовал бы только начатыми формироваться 1-ой и 2-ой армиями, отправив их, совершенно неготовых к боям, в мясорубку тяжелейших сражений, немцам вполне мог сопутствовать успех на Западном фронте. — В угоду политической конъюнктуре СССР приплел тут же данный факт Геркан, естественно, где надо преувеличив и где надо приукрасив. — Так неужели мы желаем сами разбить свой собственный лоб, вместо того, чтобы учиться на чужих ошибках — уже допущенных и приведших к многочисленным потерям?