Хамелеон 4
Шрифт:
— В настоящее время экипажу предписывается воспользоваться имеющимися в танке ручными огнетушителями содержащими такое жидкое вещество как тетрахлор. Его очень легко хранить, оно неприхотливо к температурам окружающей среды и неплохо справляется с тушением открытого пламени. Потому и применяется повсеместно на военной технике, — пустился в краткое пояснение Геркан. — Только вот при достижении высоких температур, выше двухсот пятидесяти градусов, оно начинает выделять такое вещество, как фосген, если одновременно с этим огонь не заливается большим количеством воды. А где в танке взяться этому самому большому количеству воды? Понятно, что нигде. Фосген же со времен Империалистической войны известен, как боевое отравляющее вещество. Потому снаружи заливать горящий мотор, к примеру, еще как-то возможно — там концентрация газа не будет критической или даже смертельной. Но плохо человеку впоследствии стать может. А вот находясь внутри танка, пользоваться таким огнетушителем — смерти подобно. Потому спроектированная мною система пожаротушения рассчитана лишь на моторно-трансмиссионное
— Немаловажное уточнение. Как вы считаете, товарищи? — внимательно выслушав даваемые пояснения, Иосиф Виссарионович повернулся в сторону создателей Т-100 и СМК.
— Немаловажное, товарищ Сталин, — согласно кивнув, поднялся со своего стула Барыков. — Потому в нашем Т-100 подобная система также реализована, но лишь для моторно-трансмиссионного отделения. — Этого следовало ожидать просто потому что Гинзбург, трудясь над обоими проектами танков, привносил, и в тот, и в другой, подсмотренные в обоих КБ технические решения.
— Это хорошо, что вы мыслите в едином ключе. Это означает, что наша, советская, танковая школа инженеров, не только находится на самых передовых позициях в мире, но и дает действительно правильные знания, — не смог не приплести секретарь ЦК ВКП(б) хоть немного политической подоплеки. — Однако, судя по всему, товарищ Геркан шагнул в этом плане несколько дальше вас. Так? Или вы имеете иное мнение?
— Мы не можем точно знать, сработает ли на практике высказанная товарищем Герканом теория о полезности разнесенного бронирования, — Николай Всеволодович даже не думал опускать руки и начинать сдавать свои позиции. Делай он так каждый раз, как встречался в своей жизни с жёсткой конкуренцией, уж точно не смог бы занять своей нынешней должности директора танкостроительного завода. — Да, может на тех же кораблях она и срабатывала, как надо. Но у нас тут несколько иные расстояния между слоями брони. Не метры! Считанные сантиметры! Взрыватель может и не успеть подорвать пробивший первый слой снаряд, прежде, чем он ударит во второй. Тогда грош цена всей этой выдумке с намеренным принесением в жертву части топливных баков танка. Плюс, как вы сами можете видеть, реализована данная концепция только в верхней части борта, тогда как вся нижняя часть, нос, корма и башня ничем не отличаются от привычной нам системы бронирования. В общем, товарищ Сталин, товарищи, — прошелся он взглядом по всем собравшимся, — я не отрицаю изрядного новаторства конструкции бронекорпуса обсуждаемого нами проекта. Вот только поручиться за его функциональность никак не могу. Тут надо только испытывать наравне с иными машинами, — указал Барыков рукой на две остальные модели танков.
В общем и целом всем стало ясно, что он предлагал построить по экземпляру каждого танка для проведения испытаний. В чем и заключалась иезуитская хитрость руководителя 185-го завода. Ведь машине конструкции Геркана банально негде было появляться на свет. У «арестанта» не имелось под рукой, ни готового завода, ни взращенного годами трудовых подвигов коллектива, что могли бы обеспечить изготовление столь сложной и новаторской машины. Уж он-то это понимал прекрасно, на чем и строил весь расчет по продвижению в РККА именно «своей разработки».
— Да, я осознаю, что подобный подход к проектированию корпусов еще никем в танкостроении не применялась. Во всяком случае, нам это неизвестно, — поспешил кинуться на спасение своего творения Александр. — Так почему бы нам, советским людям, не стать первопроходцами? И почему бы действительно не сравнить классический и новаторский подходы созидания боевой техники? — дал всем понять Геркан, что не собирается тянуть одеяло исключительно на себя и полностью согласен с проведением натурных испытаний всех трех машин. Ведь он знал, что именно подобным решением данное заседание и закончится в конечном итоге. Потому здесь и сейчас в открытую наживать себе дополнительных врагов не желал. Он просто расставлял определенные акценты, да подкидывал ряду товарищей пищу для размышлений, отмечая те места в организации, как РККА, так и танковой промышленности, где на его взгляд было тонко. И где под гнетом вражеских сил это самое «тонко» обязано было порваться. — Единственное, отмечу в свою защиту, что товарищ Барыков оказался не совсем прав, подмечая обыденность большей части площади бронирования моего танка, — последовал с его стороны «ответный удар шпилькой». — Он, хоть и является признанным инженером-танкостроителем, не смог разглядеть, что примененные мною спаренные опорные катки большого диаметра выполняют ту же самую функцию, кою я возложил на внешний слой брони верхней части борта. И это при условии того, что его Т-100 имеет точно такое же строение движителя! —
— Зато у вас с вооружением неясно, что творится! — полез в бутылку разобидевшийся Котин, чье творение старательно топили прямо на его глазах. — Как вы вообще могли применить не существующее орудие?
— Я бы попросил не преувеличивать! — не остался равнодушен к очередной нападке очередного конкурента Геркан. — Это орудие существует! Да, пока оно не доработано до той степени, что позволило бы поставить его на вооружение. Но ведь, в отличие от тех же моряков, мне нет нужды стрелять из танка в небо. А сам ствол и затвор уже вполне отработаны для того, чтобы на их основе виделось возможным разработать танковое орудие. Патроны[1] же и вовсе уже не первый год как освоены промышленностью для корабельных пушек Б-24. И для условий применения из танка они куда как предпочтительней гаубичных выстрелов! — К сожалению Александра именно орудие являлось самым слабым звеном его собственного танка, отчего срочно требовалось пусть не потопить, но достаточно сильно дискредитировать, проект и той 122-мм танковой гаубицы, что предполагалась к установке в Т-100 и СМК. Дабы выглядеть на их фоне ничуть не хуже, если не чуточку лучше, в плане именно что вооружения.
— А гаубица-то вам чем не угодила? — сохраняя отстраненно-строгое выражение лица, не смог скрыть промелькнувшие в глазах искорки веселья Иосиф Виссарионович.
Пусть полнящиеся всевозможных интриг продолжительные совещания и выпивали из него все силы, порой он находил в них возможность позабавиться, когда и сам вступал в игру, начина сталкивать лбами всех тех, кто желал склонить именно его на свою сторону. Вот и сейчас, как полагал сам Сталин, докладчик смог бы оттоптать ряд мозолей, чем он сам впоследствии как-нибудь да воспользоваться бы в свою пользу. Правда, ему не сильно пришлось по нутру, что вместе с инженерами танковых заводов, под очередной «удар» со стороны бывшего краскома вновь попадал Кулик. Создавалось такое впечатление, будто «арестант» специально задался целью дискредитировать в глазах присутствующих руководителя Артиллерийского управления РККА.
Знал бы он в этот момент, насколько был близок к истине, наверное, даже усмехнулся бы в открытую. А после закатал бы наглеца Геркана куда-нибудь на севера, дабы не повадно было влезать в высокие внутрипартийные отношения. Но, к счастью Александра, его пока что воспринимали потерявшим часть памяти отличным инженером. Ну, может быть чуть более того — чьей-то фигурой. А именно — разменной пешкой. Однако уж точно не игроком, ведущим свою собственную партию.
— Помимо малой скорострельности — как я полагаю не более двух выстрелов в минуту, поскольку гаубичные снаряд с гильзой необходимо досылать в казенник по отдельности, меня она настораживает опасностью мгновенного возгорания пороха при поражении брони танка вражескими снарядами. Причем последним даже не обязательно будет полностью пробивать броню. Хватит и создания небольшой трещины. Полагаю, что мои коллеги-танкостроители понимают, о чём я веду речь. Так, ведь? — вопросительно уставился бывший краском на открыто буравящих его недовольными взглядами «собратьев по ремеслу». — Николай Всеволодович, может вы просветите остальных товарищей насчёт выказываемый мною опасений? Ведь кому, как не вам, знать все тонкости танкостроения! — обратился он к директору 185-го завода, о котором со слов Гинзбурга знал, что восемь лет назад тот сделал всё от себя зависящее, дабы вымарать имя самого Геркана из списков создателей Т-24 и присвоить максимально большую долю славы его проектирования именно себе. Стало быть, и топить в первую очередь следовало именно этого человека, во исполнение уже изрядно подостывшего блюда мести.
— Товарищ Барыков, поясните нам? — не стал возражать Сталин и своей фразой подтолкнул «главного разработчика» Т-100 к даче ответа. А то не сильно красиво выходило, когда какой-то заключенный распоряжался на заседании столь солидной компании, что собралась нынче в этом зале. Нет! Распоряжаться здесь имели право разве что он, да народные комиссары. Всем же прочим надлежало исключительно, либо говорить по делу, либо слушать. Тоже по делу. Но, опять же, исключительно с подачи представителей высшего руководства страны. И никак иначе!
— Скорее всего, товарищ Геркан имеет в виду раскаленные осколки и газы, что могут частично проникнуть внутрь танка даже при неполном пробитии брони. Плюс окалина и осколки самой брони, отколовшиеся изнутри, также могут вызвать искры при рикошете на высокой скорости от прочих внутренних стальных частей боевого отделения танка, — словно отличник, оттарабанил, как по писанному, Николай Всеволодович, предварительно привстав со своего стула. Интриги интригами, административная работа административной работой, а являться грамотным инженером и специалистом в танкостроении он за последние годы уж точно не перестал. Потому прекрасно уловил суть высказанных соперником опасений.